Вылетев с территории рынка, уазик с грубейшим нарушением правил проскочил по встречке до ближайшего поворота, ввинтился через узкую арку в первый попавшийся двор и встал.
— На выход, — скомандовал водитель, покидая салон. — Бегом вон в тот «мерс»!
Спасители побежали через двор к нервно газующей на соседней улице машине (это был серебристый «ниссан кашкай»).
Я-Я по инерции устремились за ними, однако, уже выбежав из двора на оперативный простор, несколько замешкались: Якову внезапно пришла в голову вполне дикая, но не лишенная целесообразности идея.
— Шевелитесь! — нетерпеливо крикнул мелкий — уже из салона «мерса». — Они скоро будут здесь!
— Валим! — выдохнул Яков, метнувшись через дорогу на другую сторону улицы.
— Ку… — Ян привычно последовал за ним, но недоумение все же высказал: — Куда, Яша?! Может, лучше…
Не отвечая, Яков бросился в узкий переулок — вдалеке виднелся шумный проспект, — Яну не оставалось ничего иного, кроме как последовать за более сообразительным товарищем.
— Дабл-йопы!!! — орал вслед мелкий. — Да куда ж вы щемитесь, дебилы?! Вы ж без нас пропадете — через полчаса опять поймают! Вернитесь, ракалы вы ebuchie, мы ж вас спасаем, плятт…
— Валим, валим, валим… — как заклинание повторял Яков, устремляясь к проспекту. — Янек, не отставай — верь мне, мы все делаем правильно…
* * *
Оказавшись на значительном удалении от места событий, Я-Я остановились, чтобы перевести дух и объясниться.
Объяснения были нужны Яну — для Якова все было абсолютно ясно. Он в двух словах изложил свою позицию: люди эти оказались там не случайно, значит они за нами следили. Ну и зачем они за нами следили?! Кто они такие, мы не знаем. Каковы их мотивы — неизвестно. Тот факт, что они не заодно с чекистами, в нашем мнении их ни на дюйм не приподнимает, более того, вполне вероятно, что они заодно с подземными убийцами. Так что убежали мы очень даже правильно.
Немного посомневавшись, Ян принял доводы товарища и одобрил убегание как факт. Ну их, этих странных спасителей, никто нам не нужен, сами справимся…
Вот эта последняя фраза была сказана сгоряча, после острых переживаний и стремительного спурта. Побродив по тенистым дворам и как следует остыв, Я-Я посовещались и пришли к выводу, что совсем без сторонней помощи им не обойтись. А тут еще очень некстати по пути следования попался милицейский стенд, на котором висели ориентировки с качественными портретами Я-Я — и жирной надписью «…разыскиваются особо опасные террористы… За любую информацию о местонахождении преступников вы получите 3 000 000 рублей!!!».
— О боже… — потерянно всхлипнул Ян, прочитав ориентировку. — Три миллиона?! Яша… Мне кажется, нам конец…
Яков ничего не ответил, но по лицу было видно, что он испытывает примерно те же чувства.
Враг работал очень оперативно. Не прошло и суток с момента побега, а повсюду уже висят ориентировки, в Интернет можно даже и не заходить — теперь ясно, что Инга сказала правду, и самое главное: вариант с добровольной сдачей кому бы то ни было теперь отпадал напрочь. Уж если чекисты их ловят, то им — простите за каламбур — в этих вариантах теперь ловить нечего.
Пребывая в состоянии сильного душевного смятения, Я-Я совершили ужасный в экономном плане поступок — купили у шустрых луноликих братьев, толкущихся возле метро, «серый» телефон — и всего-то лишь для того, чтобы невозбранно позвонить на родину предков.
Нет, никакой особой надежды у них уже не было, а просто хотелось удостовериться: в самом ли деле все так плохо или, может быть, злая судьба как-то ненароком проглядела этот крохотный серый лоскут в сплошной черной полосе и по нему можно будет потихоньку, помаленьку — возможно, даже по-пластунски, но каким-то чудом выкарабкаться из передряги.
Позвонили кузену Яна — боевому и испытанному другу детства, которому верили как себе. Кузен сказал, что все прекрасно, ни о каких проблемах он не знает, у них в городе все тихо… Но при этом разговаривал каким-то деревянным, или, если хотите, замороженным голосом. А в завершение — то ли нарочно, то ли от напряжения — «спалился», судя по всему, плохо зажав трубку, шепотом спросил у кого-то:
— Что еще им сказать?
Такая бесхитростная «сдача» вызвала у Яна бурю эмоций: мгновенно отключив телефон, он хотел было зашвырнуть его подальше — передумал (бережливость победила) — от незавершенности действия подпрыгнул на месте, грязно выругался — исключительно почему-то на русском — и горько заплакал.
Дав другу излить чувства, Яков выяснил, в чем дело, взял «серый» телефон и на чистейшем латышском языке истребовал в справочной родного города номер Изольды Рамсесовны Гогенцоллерн, проживающей по адресу Канабис Иела, 9, квартира 12. Упреждая вопрос, зачем ему телефон данной особы, Яков сказал, что это его родная бабка и он, зверски ностальгируя вдали от Родины, желает немедля поздравить ея (и Родину и бабку — разом) с грядущим Днем Провозглашения Декларации Независимости.
Номер был немедля выдан, Яков позвонил по нему и, убедившись, что требуемая особа жива-здорова, вкратце обрисовал ситуацию.
Тут следует сказать, что Изольда Рамсесовна проживала напротив родного дома Якова и, сколько Яков себя помнит, всегда страдала манией подглядывания, усугубленной безвременной кончиной мужа — флотского офицера, который оставил в наследство супруге двенадцатикратный морской бинокль. Собственно, отношения с данной особой у Якова не сложились, как, впрочем, и у остальных жильцов его дома (а кому приятно, когда в твои окна постоянно пялится в бинокль старая бестия, которую нельзя привлечь ввиду наличия справки о хронической шизофрении?), но Изольда Рамсесовна, как и большинство коренных латышек, люто ненавидела советскую власть и любую власть вообще во всех возможных проявлениях.
В общем, Яков сказал, что за ним охотится «кровавая гэбня» и запросил обстановку. Изольда Рамсесовна охотно доложила: в квартире Якова — засада, у дома и за домом дежурят две чужие машины типа «скорой», но без соответствующих надписей (очевидно, микроавтобусы), так что домой возвращаться Якову не стоит.
Яков поблагодарил вечную соглядатайшу, отключился и со всей дури шмякнул телефон об асфальт. Теперь он уже не нужен — звонить больше некому и некуда.
Чувство обреченности рождает иллюзию свободы.
Зачем беречь деньги, если ты скоро умрешь?
— Едем в бар «Урбан-Трава», — решительно заявил Яков.
— Ты с ума сошел, Яша? — ужаснулся Ян.
— Едем, — Яков схватил друга под локоть и поволок его к стоянке такси. — Пожрем, наконец, как следует, а то даже сосиску дожевать не дали, напьемся в стельку… А если повезет, попробуем решить нашу проблему за деньги…
* * *
Несмотря на сравнительно ранний час, в баре было людно — в выходные сюда всегда стекается довольно много народу. За те полгода, что Я-Я здесь не были, бар «Урбан-Трава» — и как заведение, и — как символ — ни на йоту не изменился. Тусклые бункерные плафоны под низким потолком, неизменная Элла Фитцджеральд из древних «кинаповских» колонок, черно-белый «Сталкер» из мерно стрекочущего старого проектора в самом темном углу, рыжий «пулеметчик» Ганс за стойкой как вечный памятник самому себе и нерушимая директриса сталкерского движения, двое его помощников-азиатов, с загадочным видом таскающих шашлыки в «кубрик», всеобщая завораживающая атмосфера сиюминутного мужского братства на почве непреодолимой тяги к приключениям, и непременная, рыженькая же, дочка Ганса — Анюта с десятком пивных кружек в обеих руках — предмет поклонения нескольких поколений юных оболтусов, мнящих себя диггерами и сталкерами, которых дальше «палубы» не пускали.
