Нас окружала кромешная мгла без единого проблеска. Воздух был затхлый и спертый — мы не так уж много времени провели под водой, но когда вынырнули, никак не могли надышаться. У меня даже мелькнула вполне гротескная малодушная мыслишка: из этого помещения, в которое мы попали, кто-то нарочно откачал кислород и если мы отсюда вовремя не уберемся, то вполне можем умереть от удушья.
Не представляю, насколько был глубок водоём (или резервуар), в котором мы находились, — ни у меня, ни у Евы не возникало желания нырнуть и проверить это. Мы просто висели, как будто в невесомости, в густой непроглядной тьме, шумно дышали и вроде бы ненароком задевали друг друга, чтобы удостовериться, что мы живы и вообще, что всё это происходит наяву. Если Ева чувствовала то же самое, что и я, то ей в тот момент наверняка казалось, что мы парим в некоем астральном измерении.
Не знаю, сколько бы мы вот так бесцельно висели в этой тягучей тьме, но в итоге Еве всё это надоело, и она привычно проявила активность: отплыла немного в сторону и спустя несколько секунд позвала:
— Гребите сюда, гардемарин.
— «Гардемарин»?
— Ну, мы же вроде как в автономном плавании?
— Ну, в принципе…
— Вот и греби быстрее: тут какое-то железо…
Справа по ходу движения (это если повернуться спиной к сифону) было что-то наподобие мостков из металлических прутьев. Вскарабкавшись на эти мостки, мы некоторое время стояли прислушиваясь и не решаясь двигаться дальше.
Мостки были узкие и скользкие. Если верить осязанию, стена, к которой они примыкали, была металлической и тоже скользкой. По ней стекали крупные капли, ухватиться было не за что, так что в любой момент можно было поскользнуться и упасть в воду.
Судя по всему, мы находились в том самом тоннеле, который был указан на плане. Хорошо еще, что накануне я пообщался с коллегами на эту тему и нам довелось ознакомиться с планом: в противном случае сейчас мы бы терялись в догадках, где вообще находимся. Впрочем, если бы мы ничего не знали о тоннеле, то вряд ли бы стали прыгать в колодец… и вполне может быть, что сейчас нас уже не было бы в живых.
Было тихо, очень душно и влажно. Мерно булькали тяжелые капли, срывавшиеся со свода над нашими головами, где-то вдали негромко плескалась вода.
— Слышишь плеск? — тихо спросила Ева, прижимаясь ко мне.
— Слышу. Это, наверно, у речного портала.
— Если у портала, почему света не видать? Снаружи еще светло.
Вопрос был вполне резонным, ответа не было. Бог его знает, почему не виден свет в конце тоннеля — тут может быть тысяча разнообразных причин.
— Ладно, не видно, и черт с ним. Ну что, поплывем потихоньку туда? Идти тут небезопасно, будем постоянно падать.
— А кто сказал, что плыть безопасно? Может, там, дальше, металлолом или ворох колючей проволоки.
— И что, так и будем тут торчать?
— Гхм… Ты посиди немного, а я попробую аккуратно вдоль стенки просочиться, пощупаю, что там дальше.
— Ладно, сочись. Только давай побыстрее…
Прижавшись спиной к скользкой стене, я приставными шагами двинулся вправо. Метров через пятнадцать я пребольно ударился обо что-то острое и чуть было не плюхнулся в воду.
— Напоролся на мутанта? — живо поинтересовалась Ева. — Смотри, если оно тебя укусит, ты заразишься, и в полночь сам станешь мутантом.
— Пи…!!! Б…!!! Е…!!! — я разразился длиннющей тирадой самого непристойного формата. Нет, я не выражаюсь при дамах — даже при таких, которые сами не прочь жахнуть об стол свежим пакетом вульгаризмов, — но сейчас было очень больно и досадно, так что не сдержался.
— А-а-а, началось, да? — Ева ехидно хмыкнула. — Что-то быстро мутация идет.
— Это всё враньё! — Продышавшись, я взял себя в руки и принялся ощупывать неожиданное препятствие.
— Почему враньё? Думаешь, мутантов не бывает?
— Нет, насчёт того, что мутанты есть, я даже и не сомневаюсь. Враньё — это насчет того, что если укусит, то сам станешь мутантом. То есть я точно знаю, что это незаразно.
— И откуда ты это знаешь?
— Ну… Понимаешь… Прошлой осенью меня покусал один мутант…
— Да ладно! — В голосе Евы сквозил неподдельный интерес: убийцы наверху и кромешная тьма вокруг — это, конечно, занимательно, но мутанты вне конкуренции. Это может показаться кому-то смешным, но Ева в самом деле верит, что мутанты существуют.
— Совершенно точно тебе говорю…
— П…шь как сивый мерин, да?
— Если вру, можешь меня пристрелить. В общем, укусил неоднократно, неглубоко, но ощутимо…
— И?
— И ничего! Как видишь, никаких признаков.
— А где ты его нашел? Как он выглядел?
— Ну, честно говоря, это была она — мутантша. Выглядела на все сто, нашел на полковом стрельбище, прошлой осенью, в траншее на дальнем рубеже, и покусала она меня не в тот раз, а чуть позже…
— Ну ты и му…ак! — от души возмутилась Ева. — Я, значит, тут уши развесила, всё серьёзно…
— Да я тоже серьезно. И кстати, если я ничего не путаю, у нас есть лодка.
Действительно, это была лодка, то ли из дюрали, то ли из алюминия (на ощупь — гладкий тонкий металл), которую какой-то злой негодяй затащил носом на мостки.
Я без особого труда столкнул в воду лодочный нос, но отчалить не получилось: лодка была привязана к мосткам довольно толстым капроновым шнуром.
С этим шнуром я возился минут пять. Похоже, тут использовали морские узлы, с которыми мне вряд ли удалось бы справиться даже при хорошем освещении. В конце концов Еве надоело ждать, она подкралась сзади и ненароком столкнула меня в лодку. Я опять больно ударился, не так, впрочем, сильно, как в прошлый раз, и высказался в том духе, что с такими друзьями нам и враги не нужны: мы сами надежно и качественно угробим друг друга.
— Извини, я нечаянно. Почему стоим?
— Узлы, понимаешь ли, узлы. Кстати, ты в морских узлах разбираешься?
— Да, есть немного. — Ева ощупала узлы и сокрушенно вздохнула. — Нет, тут черт знает что понавязано, без света не разберешься. Но это ничего, мы по-другому поступим. Мотор есть?
— Сейчас посмотрим… Точнее, пощупаем…
Мы обследовали лодку: нет, мотора не было, но обнаружились вёсла, тоже металлические, вдетые в уключины. Вообще, я, конечно, не спец в плавсредствах, но на ощупь мне показалось, что и весла и лодка были довольно добротными и качественными.
— Да ладно, и веслами обойдемся…
Ева принялась орудовать веслом, сосредоточенно пыхтя и извлекая из шнура душераздирающие скрежещущие звуки — негромкие, но крайне неприятные. Возникало отчетливое ощущение, что пьяный хулиган, начисто лишенный слуха, пытается играть на гитаре с обвисшими капроновыми струнами.
