Помимо этого Ольшанский настойчиво интересовался, куда мы дели трупы, всё время заговорщицки подмигивал и уговаривал меня во всём сознаться, пока ещё есть возможность принять меры и устранить все последствия. Я не сразу понял, что именно он имел в виду, и как тот учёный попугай регулярно повторял:
— Да всё так и было… Это чистая правда… Я ничего не выдумываю…
Доктор был сердит и озабочен.
Ему всё это не нравилось. Моё поведение не нравилось. Странная ситуация в целом и отдельные её составляющие, не подпадающие ни под какие привычные стандарты. Отсутствие каких-либо отправных пунктов для начала анализа — в общем, всё не нравилось.
Стёпа молча смотрел на меня с ленивым прищуром и о чём-то сторонне размышлял. Выловить какую-либо конкретику в стальном взоре нашего Терминатора было непросто: мой опыт подсказывает, что такой Стёпин взгляд может обозначать всё что угодно, в диапазоне от глубокомысленного «у меня есть кое-какие соображения на этот счёт, но делиться я пока что не буду — подожду, пока все выскажутся», до простого и короткого: «Послать бы вас всех в ж… и завалиться спать…»
Инженер сожалел о разбитых бутылках…
— Ну уж вино-то можно было пощадить, сейчас пригодилось бы…
…и с нетерпением ждал, когда от меня отстанет Ольшанский.
Инженера очень заинтересовал мой рассказ в части, касающейся тоннеля: он хотел, чтобы я нарисовал ему механизм, приводящий в действие перегородку у речного портала. По этому чертежу он каким-то образом надеялся разгадать ребус с потайной дверью из бункера в тоннель. Насчет чертежа я тоже не возражал (да я вообще был образцом покладистости, ибо чувствовал себя кругом виноватым), но Ольшанский сказал, что это подождет — сейчас нужно в первую очередь разобраться в деталях происшествия и принять меры. Особенно по трупам, которые мы с Евой…
— Да не прятали мы никого! Сергей Петрович, ну сколько можно, почему вы мне не верите?!
Тут Ольшанский, вкусно затягиваясь ароматным дымком из своей трубки, неспешно изложил три рабочие версии — в порядке релевантности, и вопросы по части доверия отпали.
Версия первая — простейшая.
Я баловался с Евой (или с кем угодно ещё, ибо Ева — это пока всего лишь имя, которое я озвучил), нечаянно застрелил её, спрятал труп, спалил машину и в завершение инсценировал нападение.
Такая бесхитростная простота повергла меня в шок, но доктор подтвердил:
— Да, версия вполне ходовая. Это первое, что приходит в голову.
— То есть если бы ты был сам по себе, а не член команды — сидел бы сейчас у следователя, со множественными побоями, и трясущимися руками подписывал бы протокол, — добавил Ольшанский.
Версия вторая — замысловато-групповая.
Мы с Евой или с кем-либо ещё (ибо Ева — это пока всего лишь имя, вы в курсе) устроили на пару оргию и привлекли к этому безобразию кого-то третьего, а может быть, даже парочку, расстреляли — возможно, нечаянно, просто баловались и так нехорошо получилось, трупы вывезли на тачке, утопили в реке, тачку сожгли, чтобы не возиться, ибо она была вся в крови.
После первой эта версия меня уже как-то даже и не смущала, я принял ее не моргнув глазом и смиренно попросил озвучить третий вариант.
Версия третья была уже совсем хороша и по-голливудски феерична.
Выглядела она так.
В тутошних палестинах заплутала компания богатеньких мажоров, подъехали на огонёк, дорогу спросить, от нечего делать зашли в гости, что-то у нас не срослось, я их всех замочил, а над одной из девиц (а то и над двумя кряду или даже над тремя) по ходу дела надругался. И чтобы замести следы злодеяния…
Дальше уже по стандарту: тела утопил, тачку спалил, устроил инсценировку нападения.
В общем, нормальный такой сценарий ужастика второй категории, когда молодёжная компания где-то блукает в пустошах и натыкается на домишко упыря с бункером в придачу.
— Петрович, ну это же бред… Вы сами-то во всё это верите?!
— Да нет, конечно же не верю! Но… Это рабочие версии. Думаешь, я просто так сказал, что нам нужна твоя Ева, сугубо ради глума? Да она твоё единственное алиби, свидетель и вообще кругом адвокат, если только она существует в действительности! Ничего другого у тебя нет. Так что бери телефон — и вперёд…
Я опять попробовал дозвониться до «соучастницы», однако попытка успехом не увенчалась: Евины телефоны надёжно молчали.
— Может, ещё что-нибудь вспомнишь… в свою пользу? — участливо подсказал Ольшанский.
Увы, другие аргументы отсутствовали.
Беда в том, что кроме крови от нежданных гостей не осталось ровным счётом ничего. Вообще, на территории базы не было ничего, что бы явно свидетельствовало о постороннем враждебном присутствии и, таким образом, об отсутствии в наших с Евой деяниях состава преступления.
Эксперты взяли у меня кровь, откатали пальчики и пообещали в самое ближайшее время порадовать первичными результатами по делу. Впрочем, я на этот счёт даже и не обольщался: кроме того, что под окнами чужая кровь и на автомате остались Евины отпечатки, ничего другого, хоть сколько-нибудь полезного для меня, от этих результатов ждать не следовало.
Евина машина сгорела. Причём качественно так сгорела: создавалось впечатление, что спалили её специалисты-поджигатели, наподобие партизанки-героини Зои (я теперь долго буду вздрагивать при упоминании этой славной дивчины).
— Значит, второй не умер! — неожиданно осенило меня. — И сказал им, кто стрелял! Иначе они не стали бы жечь Евину тачку…
— А поподробнее? — оживился Ольшанский.
Я поделился умозаключением: когда мы убегали, под каждым окном лежал человек (итого — два человека). Один совсем не подавал признаков жизни, а второй слегка шевелился и издавал звуки. Вывод: соратники реанимировали вот этого второго, задали ему вопросы по существу инцидента, и он рассказал, что стреляла Ева. Учитывая тот факт, что нападавшие лично у нас не взяли ровным счётом ничего — ни одного патрона даже, — но при этом забрали Евину сумку с ножом и зверски спалили её тачку-лапочку, можно с уверенностью утверждать: это элементарный сиюминутный акт мести.
— Нет, — покачал головой Ольшанский, раскуривая свою погасшую трубку.
— То есть как это «нет»? — удивился я. — Это низкая, подлая, можно сказать, ребяческая такая месть: ладно, хрен с ним, стрелка… то есть стрелку… тьфу ты… в общем, стрелявшую не достали, так хоть тачку спалим. Разве это не очевидно?
— «Нет» в том плане, что тебе это ровным счётом ничего не даёт, — пояснил Ольшанский. — Машина сгорела, все улики, которые в ней могли быть, тоже, экспертиза обугленного остова возможна, но вряд ли перспективна и целесообразна, так что как ни крути, кто именно её сжёг — ты или «гости», особого значения сейчас не имеет.
— Кроме того, вы не совсем трезвы, поручик, — укоризненно заметил доктор. — И это, в свете всего вышесказанного, некоторым образом усугубляет. Понимаете, о чём я?
