Доктор у нас товарищ на диво умный и проницательный, так что зря болтать не будет. И если уж он сказал «подстава», значит, скорее всего, так оно и есть на самом деле. Поэтому я нервно потел, поглаживая рукоять пистолета в расстёгнутой кобуре, крутил головой во все стороны и лихорадочно пытался читать обстановку.
Увы, получалось это из рук вон. Двор был огромный, и за исключением людей (рабочий день, однако) в нём было всего много. Много места, машин, подъездов, много крыш и открытых окон.
С окнами вообще была беда. Нет, я понимаю, что лето и жара, но открытых окон на верхних этажах было просто до неприличия много, и в каждом из них запросто можно было устроить пулемётное гнездо или усадить снайперскую пару!
В связи с этим ну и какое тут может быть «чисто»?!
Петрович ведь не Карлсон, за какие-то пять минут он чисто физически не в состоянии облететь все эти окна, проверить все крыши и убедиться, что здесь нигде нет засады. А если так, то мы зря оставили «таблетку» с автоматами у въезда. Это даже не тактический просчет, а натуральная преступная халатность. На мой взгляд, в обоих вариантах следовало прикрываться «таблеткой» и на всякий случай распахнуть корму: не бог весь какая защита, но всё же лучше, чем вообще ничего. Нет, я понимаю, что со стороны это смотрелось бы нелепо — людей тут немного, но достаточно, чтобы оценить такое представление или даже позвонить куда следует…
Однако в случае внезапного нападения у нас было бы гораздо больше шансов уцелеть.
Увы, операцией командовал не я, так что мне не оставалось ничего иного, кроме как стиснуть зубы и смириться со своей тяжкой долей.
— Расслабьтесь, поручик, прямо сейчас стрелять в нас не станут, — неожиданно успокоил доктор, как обычно влёт вычисливший все мои страхи и сомнения.
— Вы так думаете?
— Я в этом уверен.
— То есть вы могли ошибаться, предполагая, что это… — с надеждой начал было я, но доктор прервал меня, невесело усмехнувшись и покачав головой:
— Нет, в том, что это в самом деле подстава, я даже и не сомневаюсь. А именно сейчас стрелять в нас не будут по другой причине.
— По какой же?
— Неудобно.
— Неудобно для кого?
— Для засады. Мы рассеяны по площади, и здесь легко укрыться. Видите ли, поручик: генерал Ковров очень неглупый человек. Ну и, разумеется, для нашей ликвидации он привлечет толковых людей. Эти люди найдут способ собрать нас в кучку в удобном месте.
— Так, может быть, стоит предупредить?..
— Наших боевиков? Не стоит. Они сами всё прекрасно знают. Так что расслабьтесь и не переживайте понапрасну раньше времени. Поберегите эмоциональный ресурс, несколько позже он вам непременно пригодится. А сейчас пока что внимательно следите за маневрами и будьте начеку.
Доктор оказался прав: в самом деле всё обошлось.
Стёпа с Юрой быстро вошли в один из подъездов и спустя пару минут вывели во двор двоих парней. Парни молчали, не сопротивлялись и, вообще, для внезапно схваченных негодяев вели себя на удивление примерно. Это вполне естественно, мои коллеги, когда нужно, могут быть очень убедительными.
Замыкал шествие довольный бомж Ольшанский — только теперь, за ненадобностью, он не хромал, а двигался стремительно и упруго, играючи помахивая клюкой.
— Какая-то нездоровая преждевременная эйфория, — недовольно поморщился доктор. — Надо ведь послушать сначала, что скажут эти несчастные дебилы, и уже только после этого можно будет делать какие-то выводы…
По поводу грядущего допроса у меня была определенная установка. Помнится, мы не так давно общались с одним пленным, взятым при схожих обстоятельствах (правда, там пришлось стрелять, в формате «кто быстрее» и просто «от пуза по колесам»), так вот, я думал, что мы вывезем клиента в какое-нибудь тайное местечко и будем с ним неспешно беседовать под развесистым вязом, увещевая аргументами и склоняя к сотрудничеству — так, по крайней мере, мне подсказывал мой книжный опыт. Увы, никаких тайн там не было, мы допросили бедолагу самым прозаическим образом, во время движения, в салоне «таблетки», при этом Юра его беспощадно отдубасил, а по окончании беседы выкинул прямо на ходу через задние двери.
Упс, да? Нет, я не нахожу это забавным, однако… согласитесь, это довольно своеобразный способ общения с источником информации. Мне, кстати, до сих пор неловко, что всё так похабно вышло, но что поделать, слово из песни не выкинешь. Так что теперь я ожидал, что с нынешними пленными мы поступим примерно так же: посадим в «таблетку» и дальше по смыслу, — и даже слегка порадовался, что всё это безобразие будет происходить без меня. Не поймите превратно, я отнюдь не институтка и работаю над собой в этом направлении, но как-то до сих пор не сумел привыкнуть к таким сценам. Что поделать, издержки воспитания.
Итак, как я уже сказал, у меня была своя установка по поводу допроса, но… как вы, наверное, уже поняли, мои коллеги — люди творческие и легко ломают стереотипы, так что в этот раз с пленными поступили совсем по-другому. Очевидно, когда спускались или во время собственно «приёма», Ольшанский определил, кто из них главнее либо ценнее в плане информативности. Тот, что покрепче и пониже, с окровавленным злым лицом, был помещен в «Кашкай» в тёплую компанию прокурора и наших боевиков. Второго, более худосочного и бледного, с трагичным выражением лица, но без кровоподтеков, определили к нам с доктором.
— Твой объект, — поставил мне задачу Стёпа. — Глаз не спускай.
— Понял. Если объект попробует удрать…
— Убей его.
— С удовольствием, — злодейски процедил я, поглаживая кобуру. — Пусть только дёрнется, скот, дуршлаг сделаю!
Пленный втянул голову в плечи, и на лице его, помимо трагичности, поселилась полнейшая обреченность. «Вот это я попал», — говорил его затравленный взгляд.
Рассадив пленных, мы бодро покинули огромный и во всех отношениях неприятный двор и направились на юго-запад Москвы.
Я украдкой облегчённо вздохнул. Что бы доктор ни говорил о неудобстве засады в этом месте, я почему-то чувствовал себя здесь очень неуютно.
Судя по некоторым признакам, наши люди в головной машине в свойственной им манере пообщались с пленным прямо на ходу и узнали нечто животрепещущее. Не берусь предполагать, каковы были особенности формата беседы (на мой взгляд, для вдумчивого рукосуйства в «Кашкае» несколько тесновато — для четверых-то), но минут через пять с начала движения «Кашкай» неожиданно свернул на перекрестке, перестроился с грубым нарушением правил и, резво наддав, устремился прочь, изрядно оторвавшись от неповоротливой «таблетки» и, как следствие, от нас, поскольку мы двигались в замыкании.
— И куда это мы разогнались? — уточнил доктор по рации. — Есть желание потратить полдня на разборки с поднадзорными органами?
— Не понял? — недовольно отозвался Ольшанский. — При чём здесь поднадзорные?
