— Вы помните, да?
— Я прекрасно помню вашу теорию, доктор. Но вот в данной ситуации, вы уж извините, она не работает. Человек позвал нас к себе, можно сказать, вывел в свет, допустил в свой ближний круг, хочет с нами пообщаться, познакомиться поближе, это ведь неспроста…
— Какой «ближний круг», поручик? Вы бредите?! Еще раз: это плановый осмотр инструментария. Все, кого вы здесь видели, все поголовно — инструменты. А мы с вами — совсем новые инструменты. Нас совсем недавно прислали посылкой, распаковали, и пока садовник был занят более важными делами, его рабы-гастарбайтеры опробовали нас на простенькой никчемной грядке. Теперь садовник, человек рачительный и дотошный, лично желает осмотреть новый инструмент, чтобы убедиться, что он функционален, исправен и без брака. Ну и что тут непонятного?
Да уж, действительно, все понятно.
А правильно, что в этот дом не пускают с оружием.
Вообще, нельзя пускать мыслящих смердов в дома знати и давать возможность примерить на себя господские одежды. Смерды ведь разные бывают. Один повздыхает, поскрипит зубками от зависти, а потом долго будет ходить пригорюнившись, понимая, что ему так никогда не жить. Другой возмечтает, загордится и начнет куда-то там прыгать, сдуру полагая, что рано или поздно все равно так отточит прыжковую технику, что в конце концов перепрыгнет крепостную стену и окажется в княжеских покоях. А третий затаит злобу лютую и, глядишь, что-нибудь нехорошее сделает…
— Поручик?
— Да нет, все понятно, но… Очень оскорбительная эта ваша теория, — пробурчал я. — Рабская какая-то теория… Могли бы напомнить о ней завтра или вообще попозже, в другое время. Вы что, специально это делаете? «Опасно», «чревато» «трагическое»! Вам что, завидно, что человек блаженствует в мечтательной неге, и вы из вредности торопитесь опустить его обратно в дерьмо?
— Поручик, прекратите. Когда вы злитесь и обижаетесь, вы плохо соображаете и ведете себя как последний болван. Будьте умницей, не давайте чувствам доминировать над рассудком, в критической ситуации это может погубить вас. И не только вас, вы, напомню, в команде. Очень жаль, что я вас огорчил и прервал сладостный полет фантазии, но… извините, это нужно было сделать именно сейчас. Видите, ли садовник — человек практичный, жесткий и никоим образом не склонный к благотворительности. Скажу больше — он беспощаден и коварен…
— А это точно «садовник»?
— Да, судя по всему, это представитель Кабинета.
— А откуда вы знаете, что он обладает всеми этими качествами? Вы общались ранее?
— Нет. Но милосердные и добросердечные люди до таких вершин не добираются НИКОГДА, они массово «гибнут» уже в предгорьях. Так что он просто обязан быть таким… Так вот, представьте себе, что вы садовник — педант, циник и практик до мозга костей — и вы осматриваете новые грабли, которые нужны вам исключительно как грабли, и никак иначе. То есть вы будете ими только грабить и даже рабов по загривку ими лупить не будете, для этого есть другие инструменты. Итак, осматриваете вы грабли, удобные, функциональные, добротные… А они — грабли, вдруг начинают вам строить глазки и томно намекать, что в перспективе планируют обучиться бальным танцам и освоить испанский на уровне носителей языка…
— Пфф… Ну, доктор…
— Потому я и сказал: это опасное заблуждение. Для вас лично и для команды в целом. Ваши мечты непременно будут опознаны и расценены как девиация. И в лучшем случае вас с треском выкинут из Системы, а с вами, вполне возможно, и всю команду.
— «В лучшем»? А что, могут быть варианты?!
— Могут. Не хочу вас пугать, поручик, но… Гхм-кхм… На таком уровне возможны любые решения.
— Вот так ничего себе… Вы не шутите?
— Не шучу. Так что примите добрый совет: будьте инструментом. Считайте это формой мимикрии или, что для вас привычнее, маскировкой. Так будет удобнее и безопаснее для всех. От нас нужна максимальная отдача и функциональность. Перспективы же наши и рост, коль скоро таковой воспоследует, ОНИ определят сами, по своему произволу и строго в рамках отведенной под нас с вами программы.
— Да уж… Почему вы мне раньше этого не говорили? Мы тут регулярно общались с разными боссами, мало ли на кого можно было напороться…
— Потому что все это были инструменты, такие же, как и мы, только разного ранга и ранжира. А сейчас вас возьмет в руки Садовник. Разницу улавливаете?
— Ммм… Честно говоря, не совсем, но алгоритм понял.
— И вот еще что. Не главное, но тоже немаловажное. Не старайтесь понравиться. Не прикидывайтесь простачком. И вообще, постарайтесь не играть, на таком уровне это раскусят мгновенно. Будьте собой, ведите себя просто и естественно, и не забудьте, что…
На этой нисходящей ноте речь доктора была прервана внезапной активностью. В библиотеку вбежали двое крепышей без значков в петлице и прямым ходом устремились в кабинет. Один из пары, что дежурила у кабинета, последовал за ними, а второй встал у двери, официально сцепив руки на уровне гульфика и вежливо, но непреклонно, потребовал:
— Господа, я прошу вас вернуться на место.
Какое-то конкретное место для нас никто не определял, но крепыш смотрел целенаправленно на нас с доктором, и мы поспешили вернуться на диван к Спартаку и Степе. Убедившись, что мы уселись, крепыш отвел взгляд и стал смотреть прямо перед собой. К Вене и Домовитому у него претензий не было. Очевидно, их позиция у окна не противоречила системе охраны Серого.
Наши на внезапную активность реагировали по-разному. Спартак откровенно сжимал кулаки, исподлобья смотрел на дверь кабинета и разве что копытом не бил, в готовности броситься на помощь боевому брату. Степа, напротив, резко поскучнел, расслабился и воспылал интересом к стеллажу с китайскими вазами. Я так понял, что он боковым зрением «прокачивал» крепыша и, образно выражаясь, готовился к прыжку.
Домовитый застыл столбом, во взоре его плескались тревога и недоумение. Он не понимал, что происходит и совершенно не представлял, как вести себя в этой необычной для него ситуации.
Хмм… Да уж, шеф наш, умница и стратег, отнюдь не человек действия. Помнится, когда в него стреляли, он вот так же торчал столбом примерно с таким же выражением лица и, наверное, так бы и помер не на шутку озадаченным, если бы я тогда не подбил его под коленки.
Интересно, что же там такого «отжег» наш прожорливый троглодит? Вариантов было море (он у нас весьма изобретательный на разного рода пакости), но лично мне наиболее вероятным представлялся следующий: Серый спросил, зачем Юра пытался протащить нож в охраняемую зону, а мелкий негодяй, как обычно, пошутил в своем стиле, типа, я такой весь из себя тайный атсасин и хотел примериться, не удастся ли мимоходом, на полставки, завалить какую-нибудь местную «шишку».
— Слышишь, служивый, а какая была команда? — спустя минуту спросил Веня, устав ломать голову в поисках неочевидных ответов.
Думаю, крепыш был вовсе не обязан отвечать на подобные вопросы, но из уважения к хозяину дома он сделал исключение:
