— Мрр?
— А ты как здесь?..
— А это, между прочим, моя комната. Я тут выросла.
— Нет, я понял, но… Мы же вроде договорились, что я буду один.
— Да просто забыла, забрела нечаянно… Мрр?
— Ты уверена, что мы всё сделали правильно?
— А тебе что, не понравилось?
— Насчёт «понравилось — не понравилось», думаю, ты сама всё почувствовала…
— Ну так и…
— Я не то имел в виду. Мы вроде как с Катей…
— И как это вам теперь помешает? На тебя что, штамп поставили «был с другой»? Или на мне все силы кончились? Завтра восстановишься, и будешь как огурчик. А я никому не скажу. Сам понимаешь, не в моих интересах.
— Да, но…
— Что?
— Там какие-то люди шептались. По-моему, всё было слышно…
— Насчёт этого ты не переживай. Это наши люди, я с ними разберусь.
— Уверена?
— Уверена. Спи давай, уже утро скоро.
Ну и ладно. Я с удовольствием прижался к роскошному бюсту и тотчас же забылся блаженным сном младенца. И откуда-то из глубин моего ошарашенного мировосприятия рыжий чёрт-соблазнитель тихонько мурлыкал мне колыбельную:
Под солнцем южным, как под грудью у мадам
Немного жарко, но до одури приятно
И все фланируют под им туда-сюда
А я фланирую под им туда-обратно…
* * *
Спал я чутко и тревожно.
После ударных экзерциций с Нинелью вроде бы следовало с головой погрузиться в царство Морфея, но где-то в недрах моего организма включился сторожевой пункт, и сквозь сон я слышал все звуки, доносившиеся со двора.
Звуки, скажу я вам, были совсем не праздничные.
Машины во дворе то и дело пищали и улюлюкали сигнализацией, слышны были какие-то удары и скрежет, а также крики разной степени дальности, но все примерно с одним подтекстом: похоже, кого-то сначала ловили, потом били, местами жестоко, навынос. Где-то вдалеке стреляли, несколько раз хорошо бухнуло, то ли гранатами, то ли особо тяжкими петардами, и всю ночь напролет по всей округе жутко выли и лаяли собаки. Возникало такое ощущение, что это не промышленный городок (ни зелени ни лесов), а заброшенный посёлок в дремучей тайге, где дворовые псы загодя отпевают свои лохматые души в предчувствии нашествия дикого зверья.
Более-менее нормально уснул уже утром, когда окончательно рассвело и стали видны тисненые лепестки лотоса на обоях.
Примерно в это же время понемногу начались утренние движения просыпающейся публики: стукали двери, в прихожей бубнили и ругались, сначала тихо, затем громко — всё перекрывали и доминировали возмущенные вопли Валентины, потом кто-то стучал молотком, яростно, но недолго.
Я прилежно спал. Сторожевой пункт моего организма всю эту активность вполне воспринимал, но вяло, вполуха, как уставший за ночь часовой, которому лень реагировать на движения мелких утренних хищников, шляющихся возле лагеря в поисках объедков.
Когда в книгах рассказывают о состоянии персонажа после тяжкой ночной оргии, пишут примерно так: «пробуждение было ужасным». Поскольку большинство читателей как минимум раз в жизни бывали в похожей ситуации, необходимость в детальных пояснениях отпадает. Всем и так понятно, что у персонажа болит голова, порой болит адски, просто трещит по швам, и его (персонажа) в лучшем случае просто тошнит, а зачастую буквально выворачивает наизнанку. Если же в процессе оргии персонажа хорошо помяли, вдобавок ко всему ещё и болят разные части тела, как вариант боль такая, что самостоятельное передвижение даётся с большим трудом. Добавьте сюда муки совести, в том случае, если персонаж спьяну серьезно набедокурил, например, спал с кем-то не по фэньшую, и в сухом остатке вот это «пробуждение было ужасным», вполне может соответствовать состоянию, из-за которого немедленно хочется застрелиться.
Так вот, спешу вас разочаровать: мне было немного нехорошо, но в целом я чувствовал себя вполне приемлемо. Слегка штормило и качало, негромко гудело в голове и ощутимо саднил и отказывался дышать опухший нос. Вот и всё, собственно, ни адской головной боли, ни даже привычного в таких случаях давления — ничего этого не было. Стало быть, особые лечебные процедуры не требовались: принять контрастный душ, выпить пару чашек чая с лимоном и малиной, и всё будет в норме.
Выходит, интеллигенция не зря нахваливала местный ректификат. Не скажу за весь спектр продукции «Черного Сентября» (чтобы не заподозрили в рекламе), но спирт они делают просто замечательный. Прочим городам и весям стоит поучиться.
Итак, я проснулся ввиду простой естественной надобности, бегло оценил самочувствие и, вопреки отягчающим обстоятельствам, нашел его вполне сносным.
Однако прежде всего мне нужно было в туалет, причём сразу во всех аспектах.
Торопливо натягивая брюки и футболку, я полюбовался на себя в зеркало и даже не ужаснулся. Шишки на скулах почти рассосались, опухоль с правого глаза спала. Вообще, явно опухшим оставался только нос, под глазами уже проступали аккуратные такие «очки», а шрам над левой бровью при дневном свете отнюдь не выглядел пиратским и казался вполне себе нормальным мужским аксессуаром.
В общем, не красавец, конечно, но не так уж и страшен, вид как у обычного забулдыги.
В прихожей воняло прорвавшей канализацией. Даже опухший нос не спасал, я эту концентрированную вонь почувствовал сразу, как вышел из детской. Дверь санузла была залеплена по контуру лентой для заклейки окон, и, похоже, забита гвоздями. В прихожей стоял полумрак, мне пришлось настежь распахнуть дверь детской, чтобы добавить немного света, после чего стали заметны проступающие из-под ленты шляпки гвоздей.
Очевидно, для того, чтобы исключить какие-либо вольные трактовки случившегося, к двери была пришпилена кнопками вырванная из тетради страница, на которой то ли жирным красным фломастером, то ли губной помадой было начертано: «Засрано!!!»
Я на всякий случай подёргал ручку… Увы, дверь была забита качественно и надёжно.
Сюрприз, однако.
Если до сего момента у меня было чуть более чем обычное утреннее желание побыстрее попасть в туалет… то сейчас мне в этот самый туалет, забитый гвоздями, вдруг захотелось остро и невыносимо. Так остро, что пришлось тесно сжать ноги и напрячься.
Все двери закрыты, кроме детской, из кухни доносятся негромкие голоса… Самая ближняя ко мне — входная дверь.
Бегло разобравшись с замками, я отомкнул входную дверь и постарался как можно аккуратнее её распахнуть.
Увы, совсем уж аккуратно не вышло, эта проклятая дверь была железная, а петли, похоже, не смазывали чёрт знает как давно.
В коридоре было темно. В самом конце коридора, ближе к выходу на лестницу, горел тусклый свет, что-то типа керосиновой лампы, рядом мерцали два сигаретных огонька и слышался деловитый такой стукоток, как будто что-то складывали. Или, напротив, раскладывали, растаскивали, в общем, там занимались каким-то трудом.