Одновременно я прислушивался к себе. Что-то во мне утверждало, будто скоро, очень скоро, может быть, прямо сейчас мне придется заняться давно забытым делом — организовать скоротечный ближний бой с максимальным включением всех резервов. Организм готовился…
Было душно. Ни малейшего движения воздуха, ни единого лучика света. Коридор глухой, без окон.
И вот из-за отсутствия какой-либо информации и движения в сознании произошло смешение воспринимаемой действительности с недавно завершившимся недолгим сном. Мне казалось, что я растворился во мгле и стал частью этого дома. Я не мог понять: что я, сплю или меня вообще нет?
Такое состояние продолжалось… не знаю, сколько. Я, наверное, все же задремал стоя, потому что, когда возник шум, я качнулся и мгновенно ощутил свое тело.
Вот оно!!! В том, что это было действительно оно, а не слуховая галлюцинация, усомниться не пришлось — шум повторился…
Теперь я сумел определить его природу и место, откуда он доносился. Это был скрежет — металл по металлу, — и доносился он из ничейной комнаты.
Скрежет раздался в третий раз — очень тихо, как и первые два раза. Затем я услышал глухой стук, как будто что-то тяжелое поставили на мягкий ковер. Например, оконную решетку. Да, черт подери! Решетку…
В голове быстро прокрутилось объяснение. Чтобы снять решетку, необходимо предварительно удалить массивные болты, крепившие ее к стальной раме, окаймлявшей оконный проем. Поскольку нет возможности их выкрутить, так как они наполовину утоплены в застывшем растворе, остается только один выход — пилить. Я не бог весть какой слесарь, но могу утверждать, что, по самым скромным подсчетам, на эту операцию должно уйти никак не меньше двух или двух с половиной часов напряженнейшей работы в поте лица.
Я тихо выскользнул в коридор, осторожно притворил за собой дверь и, сделав три шага, застыл в паре метров от двери спальни Дона, прилипнув животом к стене и вытянув руку с пистолетом в направлении ничейной комнаты.
Сейчас они оттуда выползут и будут возиться с замком в двери шефа. Хотя не исключено, что днем им удалось что-то сотворить с замком и теперь он откроется очень быстро. Как бы там ни было, им потребуется некоторое время, чтобы подтянуться к двери и на ощупь определиться в пространстве.
Этого времени мне хватит, чтобы уложить на месте всех троих. Коридор — очень неудобное место для быстрого выбора безопасной позиции при внезапной стрельбе в упор.
Остается только ждать, чтобы не возникло маленьких неприятных нюансиков, которые могут изрядно испортить настроение: например, их может оказаться больше, чем трое; они могут воспользоваться фонариком; когда я начну стрельбу, еще не все выйдут в коридор из комнаты. Или, наконец, кто-то из них так же хорошо может чувствовать в темноте, как я. А может, и лучше меня.
Дверь ничейной комнаты еле слышно отворилась. Вероятно, сегодня утром смазали петли. Тогда, значит, и на двери шефа. Я совсем перестал дышать и попытался максимально расслабиться. Сердце внутри лупило о грудную клетку так, что, казалось, вибрирует стена, к которой я прижимался.
Из темноты неслышно наплывали фигуры. Я скоординировал в пространстве ствол и слегка нажал на спусковой крючок. У моей «беретты» очень тугая пружина, не разработанная еще.
Сейчас один должен нагнуться над дверным замком, может, даже присядет. Тогда придется стрелять в двух уровнях, чтобы досталось всем по максимуму.
Черт! Куда вы поперлись, уроды? Три тени, не добравшись до двери Дона, свернули в мою комнату. Дверь не издала ни единого звука. Все было, как десять секунд назад: полная тишина — и никого.
Ух ты, мать твою так! Что бы это значило? Я пару раз крепко зажмурился: а не почудилось ли? Фигуры двигались настолько тихо и быстро, что поневоле в душу забрался какой-то неприятный страх — или они репетировали здесь днем с закрытыми глазами, что, согласитесь, не очень-то правдоподобно, или… Кто они?
Я было засомневался, предположим: может, глюки у меня? Но в этот момент всколыхнувшийся от движения тел воздух донес до моих ноздрей хорошо различимый запах хлороформа, и все встало на свои места.
С этим запахом у меня связаны очень свежие и очень неприятные воспоминания. Поэтому неприятие происходящего мгновенно испарилось, и тут же автоматически включилась агрессивная моторика.
Я сделал несколько мелких шажков, стараясь, чтобы не скрипели суставы. Оказавшись в своей комнате, прижался спиной к стене, слева от двери. И начал медленно садиться, подаваясь вперед, чтобы после первой серии кувыркнуться из полуприседа влево, вдоль стены. если Кто-то из них не умрет и не будет тяжко ранен, он откроет огонь по тому месту, где были вспышки.
И тут хрустнул коленный сустав. Трое рассредоточившихся вокруг кровати незваных визитеров замерли. Я ощущал напряжение, мгновенно сковавшее их до того расслабленные фигуры, почувствовал, что они повернули головы в мою сторону.
Дилетантов для такой работы не нанимают. А если они профессионалы, то сейчас должны чувствовать, что из темноты на них смотрит Смерть.
Что-то щелкнуло в сознании, включился отсчет, комната переместилась в другое измерение, имя которому — Война.
Спустя мгновение дальняя от меня фигура пришла в движение. Молодец, автоматизмы на уровне.
Я быстро, насколько позволяли мышцы указательного пальца, выпустил четыре пули в направлении посетителей, предварительно крепко зажмурив глаза — в полной темноте своя вспышка слепит не хуже вражьей, а глаза мне будут нужны спустя миг.
Пистолетные выстрелы бухнули так, будто лупанула гаубица. Я кувыркнулся влево, распластался на полу и сделал еще четыре выстрела в направлении кровати, на уровне подкроватного пространства — сейчас они наверняка там, прилегли. И опять перекатился влево, невероятным образом извернувшись, чтобы благополучно миновать угол.
В комнате и в доме вообще стало ужасно шумно. Воздух вдруг наполнился запахами — остро пахло порохом, до рези в глазах, пахло чужим противным потом и кровью.
В коридоре и где-то на первом этаже захлопали двери, раздались встревоженные голоса и топот.
В меня не стреляли.
Кто-то тонко выл совсем рядом. Слышалась возня. Видимо, один корчился от боли, возя коленками по ковру. Еще был слышен дробный стук каблуков о ковер — частый такой стук. Так может биться в агонии человек, живущий последние секунды.
В коридоре зажгли свет. Он ворвался через распахнутую дверь в комнату.
Поморгав, я рассмотрел поле брани в деталях. Двое, по ту сторону кровати, были уже не опасны — один из них последний раз вздрогнул и затих. Третий, по эту сторону, лежал скрючившись, держался левой рукой за правое плечо и жалобно скулил. Я метнулся к нему и, рванув на себя его раненую руку, отобрал пистолет, который он цепко держал, — значит, воин.
Все. Комната медленно возвратилась в нормальное измерение, где время исчисляется обычно в минутах, часах, днях, а не мгновениях.
