— Знаете, у меня все есть, ребятки, — мудро заявил Толстый, выслушав нас со Стасом. — Так что… А если я сделаю то, о чем вы просите, я многим рискую… Впрочем, я рискую многим, даже если не сделаю то, о чем вы просите. Впрочем… Я помогу вам. Чтобы досадить этому жадному придурку, я готов… Однако как бы вам не пролететь с такими масштабами!
Мы ударили по рукам и вручили бывшему группировщику десять «лимонов» на командировочные расходы. Улететь в столицу он обещал сегодня же, ночным рейсом Новотопчинск-Москва. Дело в том, что младший братишка Протаса, студент Новотопчинского университета (юрфак), в данный момент находился в Москве на трехмесячных курсах подготовки для поездки с группой перспективных студентов в какой-то американский университет. Толстый, пребывавший со Снеговым-младшим в приятельских отношениях, должен был встретиться с ним вроде бы ненароком, повести в кабак и, ужравшись вдрызг, поведать о деталях доставки «дури» для Кировской бригады. На следующий день он должен был встретиться с братом Протаса и горячо попросить его, чтобы тот молчал о вчерашних пьяных базарах — а то Толстому головы не сносить!
Славе и Сереге Айдашину предстояло выяснить, в каком вагоне едет курьер, и вмонтировать четыре портативные видеокамеры и… и самим прибыть в том же вагоне, прикинувшись обычными пассажирами.
…Пока наши оперативники развлекались в столице, мы даром времени не теряли. Машина тотальной слежки за фигурантами «Троянского коня», запущенная Славой Завалеевым, успешно функционировала, позволяя нам пребывать в курсе всех подробностей жизнедеятельности супостатов, — опираясь на эти подробности, наш маленький коллектив доводил Гогу до «кондиции», выжидая, когда наступит удобный момент для последнего «нажима» на растревоженную психику бригадира.
Гога буквально рвался на части в бесплодных попытках отыскать невесть откуда свалившихся хулиганов. Октябрьская бригада забросила все дела и вела оперативно-разыскную работу. Уже к обеду следующего дня удалось установить принадлежность обнаруженного в парке магнитофона, что породило первый небольшой скандальчик между Гогой и Татарином. Мудрый Татарин взял Гундоса под защиту, заявив, что его лепший кореш не может сотворить такое мерзкое деяние, и бригадиры расстались недовольные друг другом.
«Пидарский накат» на Гогу не ограничивался ночной вакханалией. Ежечасно бригадиру звонили разные товарищи из разных мест города и довольно прозрачно намекали на его «немужиковское» прошлое. Пейджер у Гоги выдавал всякую информацию от неизвестного абонента из Сыктывкара. Гога ушел в себя, никуда не выходил и целый день сидел на балконе, потребляя неумеренно пиво, которое любил больше жизни. Сидел с телефоном в руках, ожидая сообщений от подчиненных о положительных результатах оперативно-розыскной работы. Положительных результатов, увы, не было. Подчиненные периодически привозили Гоге обнаруженные в разных местах города листовки. Все с тем же гомосексуальным уклоном — и все про Гогу. Гога те листовки рвал на части, топтал ногами и развеивал по ветру, бросая с балкона. Под домом образовывалась изрядная куча рваной бумаги, к которой подходить никто не решался — боялись… А разок случилась вообще жуткая «залипуха»… Гога ведь на балконе сидел безвылазно. А в парке с утра до вечера транслировались радиоконцерты. И вот, представьте себе, однажды, часиков этак в двенадцать на третий день после начала «телефонной войны», мощные репродукторы милым голосом молодой дамы передают на весь Октябрьский парк: «А теперь по заказу Сыктывкарского клуба сексменьшинств передаем песенный привет собрату по убеждениям, проживающему в нашем городе, — Анджею Стадницкому…» И полились первые такты славненькой песенки: «…Медленно минуты уплывают вдаль, встречи с ними ты уже не жди…» Сказать, что Гога кричал в телефонную трубку, требуя немедленной расправы с коллективом радиоцентра, — значило поскромничать.
В пятницу Оксана проанализировала ситуацию и сообщила, что клиент дошел до кондиции — можно брать тепленьким. Мы со Стасом, Коржиком и Сашей Шрамом тут же прокатились к бару «Мария», где обнаружили припаркованный вопреки всем дорожным правилам посреди улицы «Шевроле» Гогиного приближенного Щуки. Стас — рубаха-парень — зашел в бар и, обнаружив отдыхающего в углу Щуку с Сушкой, ласково сообщил им, что он из Кировской бригады, а кировский бригадир, зная страсть Гоги к пиву, посылает ему подарок — два ящика сногсшибательного баварского пива, про которое никто, мол, ранее не слыхивал! Поехали, заберем — здесь два квартала.
— Это небезопасно, — лениво сказал Щука.
— Что небезопасно? — удивился Стас. — За пивом ехать?
— Не… небезопасно Гоге пиво везти, — сообщил Сушка. — Он щас на взводе — что-нибудь не так ляпнешь — порвет. Щас лучше подальше от него держаться.
— Так давайте я вам пиво отдам, а вы к дому подъедете и позвоните. А он пиво получит и, глядишь, подобреет… А?
— Хм… ну, давай, — согласился Щука. — Только ты тогда с нами поедешь — если Гоге будет облом кого-нибудь посылать вниз, сам понесешь и скажешь ему че почем. Идет?
— Можно, — согласился Стас. — Пошли…
Через несколько минут Стас с «быками» забрали в подвале мелкооптового магазина-склада два ящика пива — оно действительно было необычным в своем роде; мы обыскали весь город и обнаружили три ящика безалкогольного пива с отвратительным вкусом, но с очень красивыми этикетками — и поехали к Гогиному дому. Я, Саша Шрам и Коржик на почтительном удалении ехали вслед за ними в готовности приступить к экстренным действиям.
Звонить Гоге не пришлось — бригадир сидел на балконе и, едва «Шевроле» Щуки подрулил к дому, свесился вниз, наблюдая за машиной.
— Что?! — нетерпеливо спросил Гога, когда Щука высунулся из машины. — Что там?! Есть что?!
— Не-а, — опасливо ответил Щука. — Мы того… пиво тебе привезли, от кировцев — тама, у подъезда два ящика. Спусти Ухо — пусть заберет…
Вопреки опасениям Щуки, Гога ничего спрашивать не стал — утратив интерес к происходящему, он крикнул:
— Ухо! Бегом вниз — пиво притащи… — И вернулся на прежнее место.
Ящики с пивом действительно стояли у подъезда. А еще у этого подъезда стоял наш «Ниссан»: воспользовавшись тем, что с этой стороны дома балконов нет, мы безнаказанно подрулили вплотную к блоку и ждали.
— Фу, пронесло, — облегченно выдохнул Щука, когда Сушка тронул «Шевроле» с места, выезжая на шоссе. — Ну, братуха, и тебе повезло, — он обернулся к сидевшему сзади Стасу и поперхнулся: «братуха» держал в руках два револьвера, направляя стволы в спины «быкам», и загадочно улыбался.
— Я международный террорист-маньяк, — сообщил Стас, демонстративно взводя курки. — Только пикните — обоих пришью! Поезжайте вперед — и без фокусов у меня!
А мы в это время забрали пиво и приняли на борт спустившегося олигофрена, который и не думал сопротивляться, выслушав подходящее к случаю объяснение.
— Гога пиво любит? — ласково спросил я коротыша.
— Любит! — утвердительно кивнул огромной башкой олигофрен. — Ой, любит! Давай пиво — где?
