— Я е…рь-перехватчик! Я е…рь! — звонко закричал я на последних тактах этого потрясающего соития и в изнеможении рухнул на пол, отбросив со своих плеч атласные коленки пребывавшей в невменяемом состоянии психоаналитички.
Спустя три минуты, когда я уже пристроился засыпать прямо на прохладном паркете, Оксана сползла ко мне с дивана и наивно поинтересовалась, нежно прижавшись к моему потному плечу щекой:
— Ты… и в самом деле с этой… губернаторшей, не… ага?
— Ну что ты, радость моя, что ты! — лживо пробормотал я, обнимая прелестные плечи своей мнительной мегеры и запечатлевая на ее челе не менее лживый поцелуй. — Как ты могла подумать! Я же тебе сказал — мы ездили по делам. Кроме тебя, у меня никогда не было никаких женщин — совсем. Ты у меня единственная!
Оксана с легкостью вспорхнула с пола, радостно сверкая глазами, и, напевая какую-то победную мелодию, отправилась в ванную. Вот тебе и психоаналитичка с евродипломом! Такому неотесанному мужлану, как выш покорный слуга, не стоило совершенно никакого труда, чтобы убедить это интеллигентное утонченное создание в отсутствии каких-либо левых стремлений на сексуальной почве и наличии примерной преданности одному объекту вожделения — при всем при том, обратите внимание, что этот объект сам частенько бывает падок на вышеуказанные стремления и совершенно не склонен к ранее упомянутой преданности!
Примерно минут через сорок я проснулся в холодном поту, обнаружил себя на холодном паркете, а еще обнаружил, что психоаналитичка, насвистывая какой-то легкомысленный мотивчик, накладывает макияж перед трюмо у себя в спальне — дверь была распахнута настежь. Я зарычал спросонок и сообщил Оксане, что уже готов к вечернему приему пищи:
— Жрать хочу, женщина!
— Время пять минут — на душ и одевание, — немедленно отреагировала Оксана. — И едем в кабак. Давай в темпе — я за это время как раз наштукатурюсь.
Я слегка сник и вяло поплелся в душ. Надо вам сказать, что Оксана, при всех ее выдающихся достоинствах, совершенно не умеет и не любит готовить. Проживая в Европе, она питалась в кафе и ресторанах, а попав на родную землю, не пожелала избавляться от этой привычки. Когда мы ночуем под одной крышей, психоаналитичка обычно снисходит до приготовления завтрака (яичница с колбасой) — далее ее кулинарный талант не распространяется.
В данной ситуации перспектива ехать куда-то в город мне совершенно не улыбалась. Я бы предпочел остаться дома и никуда не выходить вообще — здоровое стремление как можно дольше не встречаться с сородичами воткнувшегося давеча башкой в асфальт мамеда однозначно предписывало так поступить. Выйдя из душа, я сообщил готовой к отправке психоаналитичке:
— Вот что… Давай-ка я сам приготовлю ужин из того, что у тебя есть, и на этом остановимся. Что-то мне не хочется сегодня никуда ехать…
— Мы поедем в „Тюльпан“, — мгновенно сориентировалась Оксана и лукаво ухмыльнулась: — Там азеров не бывает, ты же знаешь!
Я чуть не поперхнулся. Да, действительно, в „Тюльпане“ мамеды не водятся. Им там не климат. Потому что завсегдатаи „Тюльпана“ не любят шумных и горластых азеров, норовящих в процессе гудежа всячески показать свою удаль молодецкую. А завсегдатаи „Тюльпана“ — местные деловые и центральная братва — это тот самый кабак, где меня полгода назад угораздило познакомиться с Оксаной при весьма нестандартных обстоятельствах
— Кхм… гхм! — Я сделал сонное лицо. — Мне нельзя ссорится с центральной братвой, радость моя. Мы еще не разрешили небольшой конфликт, в ходе которого я неосторожно помял там одного…
— Не надо ссорится, — согласилась Оксана, подавая мне брюки. — Мы аккуратно подъедем с заднего входа, пройдем в кабинет, посидим как следует, таким же способом ретируемся — никто не узнает о нашем присутствии. Безопасность вашего неприкосновенного тела я вам гарантирую, шевалье! — Оксана потыкала пальцем в сторону настенных часов и сделала круглые глаза: — Давай живее, трусишка! Я такси вызвала — будет с минуты на минуту!
— Пока будем заказывать кабинет, пять раз нарисуемся, — как бы между прочим сделал я последнюю попытку отстоять свою точку зрения, не особенно торопясь натягивать брюки. — Тебе в любом случае придется метра вызывать на задний двор — это еще больше подозрения вызовет…
— Я заказала кабинет, — безжалостно сообщила Оксана, протягивая мне рубаху, которая оказалась выглаженной. — Так что, как ни крути, ехать придется. И кстати — если у тебя все в порядке со слухом — ты должен был услышать, как десять минут назад бибикнуло подъехавшее такси! Так что, поторопись…
В „Тюльпане“ все получилось, как обещала: мы тихо подхехали к заднему двору, аккуратно прошли на второй этаж, уединились в уютном кабинетике с видом на ночной город и, вызвонив по телефону официанта, вскоре получили все, чем так славится этот не совсем благополучный в плане сохранности витрин кабак. В течение двух часов мы недурственно поужинали и от избытка чувств, отчасти вследствие пережитой днем передряги, нализались до устойчивой икоты и утраты ориентации в пространстве.
По пьяному делу я решил сдублировать свой мужской подвиг, совершенный накануне, и, завалив Оксану на пол, попытался воспроизвести эпизод на диване со всеми необходимыми сопутствующими эффектами: резким дерганьем тазом, победным рычанием и тонким чувством моего могучего присутствия в прекрасных недрах милой дамы. Увы, получилось из рук вон — ударная доза употребленного спиртного и беспощадная эксплуатация моего топчуна накануне сделали данный акт любострастия лишь жалким подобием подвига. Рычать я не мог — сытый не рычу; резко дергать тазом по выше упомянутой причине тоже было облом, а тонкого ощущения могучего присутствия не получилось совсем — я, увы, в процессе этого самого вообще с большим трудом ощущал, что попал куда надо и произвожу вялые фрикции не вхолостую. Вдобавок ко всему, психоаналитичка, со стороны которой предполагалось трепетное участие в мероприятии, выступила в роли деструктивной силы, сводящей на нет мои героические попытки воспроизвести подвиг. Вместо того, чтобы восторженно стонать и сладострастно повизгивать, Оксана пьяно хихикала, через каждые десять секунд сообщала, что у меня изо рта пахнет луком, и пыталась рассказать совершенно недвусмысленный анекдот, который, будь я менее пьяным, наверняка поверг бы меня в совершеннейшее уныние. Насчет лука я не спорю — в соусе действительно был плохо прожаренный лук, а суть анекдота такова: молодожену, ранее не бывавшему с женщиной, знающие люди подсказали, что в процессе дефлорации девушка должна ойкать от боли — в соответствии с физиологическими особенностями девичьего организма. И вот, в первую брачную ночь молодожен забрался на свою суженую, принялся увлеченно дергаться и хрипеть, а где-то посреди процесса вдруг вспомнил, о чем говорили ему эти самые знающие люди накануне. Приостановив совокупление, молодожен удивленно спросил:
— А что же ты не ойкаешь, серденько мое? Дяди сказали, что когда девушке вдуют, она должна ойкать.
— А ты вдул? — поинтересовалась новобрачная.
— Конечно, вдул! — возмущенно воскликнул жених.
