В течение сорока минут состоялся полный сбор — иномарки более не прибывали. Гости расселись за столы, и я получил возможность довольно сносно рассмотреть присутствующих. Сюрпризов не случилось — сборище состояло сплошь из «своих», представляющих областной ареопаг, который в обиходе справедливо именовался не иначе как мафия. Совсем недавно — годика этак три назад — я искренне полагал, что мафия — это нечто загадочное и страшное, какое-то обособленное от общества образование, живущие по своим законам и противопоставившие себя как правоохранительным органам, безуспешно пытающимся уничтожить эту самую мафию, так и органам государственного администрирования, которые всеми силами изживают в своей среде отдельных коррупционеров, имевших наглость тайно работать на мафию. Да, темный я был, непросвещенный — детективов начитался. За столами в прокуроровом дворе бок о бок сидели: начальник УВД и его замы; мэр с какими-то вахлаками неопределенной направленности — но явно не холуйского разряда; губернатор — в гордом одиночестве; вор Пахом со свитой немногочисленной; еще четверо прокурорских чиновников (Сухова среди них не было — видимо, рылом не вышел); ряд бригадиров городских бандформирований и еще десятка полтора чиновников областного пошиба. Всю эту благодать гармонично разбавляли длинноногие-грудастые, как привезенные с собой запасливые гостями, так и тутошние — прокурорские. Поскольку незнакомых мне шишек, к которым относились бы явным обожанием, не обнаружилось, я сделал вывод, что банкет имеет место по случаю какого-то домашнего торжества частного характера.
Подкрутив свою оптику, я некоторое время понаблюдал за свежеиспеченным вдовцом — губернатором. В отличие от остальных этот дядечка выглядел рассеянно-озабоченным: смотрел в сторону, невпопад улыбался, когда к нему обращались — с трехсекундным опозданием, и, что характерно, начал пить еще до того, как гости произнесли первый тост. Мои аналитики-параллельщики, разрабатывающие губмэровскую банду, сообщили, что губернатор ищет своего холуя Филянкина и недоумевает по поводу длительного отсутствия Мирюка. Поиски эти, однако, успехом пока не увенчались. Так что дядечка хмурился и рассеянно улыбался невпопад вполне обоснованно — если он действительно обладает политическим чутьем, то оно в настоящий момент должно подсказать ему, что в скором времени для него и его команды грядут пакости катастрофического масштаба…
Помимо Оксаны и Стаса, среди моих параллельщиков присутствовали Слава Завалеев и Серега Айдашин. Они тепло относились ко мне в мой благоприятный жизненный период и не оставили сейчас. Когда я попросил их оказать мне помощь, предупредив, что даже отдаленно не представляю себе, чем это кончится, и не гарантирую им безопасных условий сотрудничества, эти ребята в один голос заявили, что сделают все, что в их силах. И сделали. Славик установил на чердаке пятиэтажки, что напротив «Белого дома», комплект подслушивающей аппаратуры и научил Сашу Шрама с Коржиком работать на этом чуде техники. Теперь мы имели возможность записывать все, что произносилось в губернаторском кабинете.
Помимо этого. Слава раздобыл информацию о некоторых особенностях интимной жизни губернатора и мэра и подбросил ее дотошному Сереге Айдашину.
Серега опросил свою «клиентуру» и выяснил, что губернатор и мэр страдают коллективным сдвигом на сексуальной почве, обусловленным отчасти возрастом, отчасти безнаказанностью своего положения, позволяющего им развлекаться самым похабным образом.
Оказалось, что младые прекраснотелые девы — Лада и Ольга — царствие небесное бедным девчонкам, — которые, по заверению Ольги, поступали в эксплуатацию максимум раз в неделю, — совсем не удовлетворяли изощренных в искусстве любострастия старикашек. Старикашки обожали натуральные сцены группового совокупления, в ходе которых их посещала стопроцентная эрекция, нехарактерная для товарищей зрелого возраста, и вулканически бурный оргазм, а то и два кряду. И пусть бы себе — кому от этого плохо? Но хочу напомнить, что методология этих просмотров требовала изоляции дядечек от общества в пенитенциарном учреждении или в учреждении психиатрического профиля для самых безнадежных.
Серега записал рассказы тех лиц, кто участвовал в этих безобразных оргиях, и в одну из таких сентябрьских ночей мы узнали ряд пикантных подробностей, зафиксированных бесстрастной магнитофонной пленкой. По улице Комсомольской, 25, на третьем этаже, находилась хорошо обставленная четырехкомнатная квартира, записанная на губернатора. В этой квартире губернатор с мэром частенько сиживали за хорошо накрытым столом, в удобных креслицах да под красивую музыку, что тихо лилась из нерусской стереосистемы — чтобы лишний шум не привлекал внимания обывателей. Ловкий Филянкин накануне каждого такого «заседания» рыскал по злачным местам нашего города и выискивал симпатичных малолеток — как женска так и мужеска пола. Причем для старикашек потребны определенные кондиции: чтобы все, что положено, только начинало круглеть — лет этак двенадцать-тринадцать. Это если девочка. А если мальчик — надо, чтобы он был упитанный и пухленький. С этим, кстати, у Филянкина возникали проблемы. Если девочек, у которых все начинало круглеть, было навалом, то пухлых упитанных мальчиков, увы, приходилось доставать с превеликими трудностями. Потому что мальчики, которые беспризорно шарились по улицам в ночное время, были совсем не пухлыми и не упитанными, а пухлые сидели дома и дисциплинированно играли в «Сега-Мега-драйв-3», завистливо вздыхая о похождениях непухлых.
Выбрав симпатичную малолетку, Филянкин заманивал ее (или его) в авто — многие, кстати, сами предлагали за червонец «отсосать» у солидного дядечки или «побаловаться в попку», но с презервативом — и доставлял в губернаторскую «хазу». Малолетке вкалывали дозу препарата, провоцирующего сексуальное возбуждение, а из соседней комнаты выскакивали здоровенные губернаторские телохранители и начинали пользовать малолетку во всех мыслимых ракурсах. Процесс продолжался около часа — за это время притаившиеся под столом мастерицы орального секса успевали дважды подоить старичков так, что те едва держались на ногах от изнеможения. Вот такие пикантные подробности обнаружил бывший опер Серега Айдашин. Все было зафиксировано: письменные показания — запись, показания вездесущих уподъездных старушек, подтверждающие пребывание губернаторского и мэрского авто у дома № 25 на Комсомольской улице. В завершение Серега, не удовлетворившись записями и показаниями очевидца, потребовал у меня пять «лимонов» — как он выразился, на «детальную доработку проекта рабочей версии»; Серега договорился с жильцами квартиры, что располагалась над губернаторской «малиной». Вот сейчас Серега должен высверливать пол в квартире сверху — чтобы получилась небольшая дырочка над люстрой в квартире снизу: для того чтобы туда влез объектив портативной видеокамеры. Потому что сегодня они (губернатор и мэр) отдыхают у прокурора, а завтра поедут в свою «малину» — так явствовало из прослушанных разговоров губернатора по телефону. Удачи вам, извращенцы… Большинство нашей новонавороченной элиты придерживается традиции, доставшейся им в наследство от предков. Предки наши, за редким исключением, обладали устойчивой предрасположенностью к садомазохизму. Вы почитайте наши сказки и былины: там непременно кто-то страдает и в страшных муках ползет по дороге к счастью (теряя друзей, любимых, родственников), вместо того, чтобы жить в свое удовольствие и давать жить другим. Герой наших народных баек обязательно выберет самый тернистый путь, заставит близких горько рыдать, и в конечном итоге — после того, как его завалит один из близких родственников, — найдется добрая душа, которая оживит несчастного живой водицей, покарает негодяя и будет преданно любить героя, который в процессе путешествия к счастью оказался слеп, глух, ряб, лишился нижних конечностей, но от этого совсем не утратил первоначального очарования. В плане склонности к садомазохизму показательно отношение наших соотечественников (я рассматриваю всю историческую практику, без хронологических рамок) к потреблению пищи и алкогольных напитков. Вот в Китае, например, в стародавние времена приговоренного к смерти с утра до вечера кормили до отвала, в результате чего он благополучно отдавал концы от несварения или чего-то там еще. Развратные древние римляне тоже были мастаки набивать брюхо, но на все пиршества они приходили с изящно отделанным гусиным пером, назначение которого сводилось к возврату съеденного и выпитого посредством элементарной тотальной отрыжки — чтобы, не дай Зевс (или Посейдон), случайно не перегрузить свой изнеженный деликатесами древнеримский желудок.
