— Аи! — вскрикнула от неожиданности Саглара. — Ты что — совсем?!
— Ага, — кивнул я и, подвывая от переполняющего меня желания, опять подхватил даму под коленки, припечатал спиной к тополю и, навалившись на ее лоно, на секунду замер, ощутив, что мой фрагмент организма, налившийся необычайной силою, опять угодил в преддверие — на этот раз ничем не защищенное — и напрягся подобно тетиве лука, желающей как можно скорее спустить стрелу.
Врун Бо, аи врун! Все там было в порядке, никаких антропологических изысков. Все там было просто восхитительно!
— А где твой презерватив? — явно пересиливая себя, хрипло поинтересовалась Саглара, воспользовавшись этой томительной паузой перед стремительным натиском. — Ты что — про СПИД не слыхал?
Ой-е-е! Вот так незадача! В курсе я насчет СПИДа. И презервативов кучу прихватил именно потому, что наслышан про этот самый пресловутый калмыцкий СПИД, который в свое время всколыхнул всю страну. Но кондомы свои на данное мероприятие не взял: как-то не подумал, что могут пригодиться. Бо, вредный обманщик, обещал экзотическое национальное блюдо с кучей ритуалов. Ну кто же мог предположить, что этак вот все обернется?!
— Отпусти, — потребовала Саглара, напрягая ноги. — Отпусти же!
Я отпустил — поставил ее на землю. Фрагмент организма тихонько утратил свою твердокаменность и удрученно повесил нос. Распаленное либидо мое куда-то спряталось, окаченное, словно ушатом ледяной воды, тревожной мыслью: а ведь минимальный контакт был! Сладкое соприкосновение с преддверием райских врат, суливших неземное блаженство… И что теперь?!
— Трусишка зайка серенький, — усмешливо прошептала Саглара, одергивая юбку и выскальзывая из моих объятий. — Испугался, значит, СПИДа? Ай-я-яй! Рыцарь…Ладно. Это была шутка. Я тут рядом живу — пойду переоденусь, приму душ и вернусь. Ты иди, я быстро.
— Я подожду здесь, — потерянно пробормотал я, отчасти Просто не желая двигаться с места, отчасти памятуя о том, что возвращение без дамы, с которой вышел подышать, может быть воспринято некоторыми не совсем пьяными соседями по столу неоднозначно. — Иди, я подышу…
Проводив взглядом растворившуюся в молочном лунном мраке фигурку, я привалился спиной к тополиному стволу, застегнул брюки и сполз задницей на землю — неохота было вставать и куда-то идти.
“Нет-нет, — успокаивал я себя. — Не может быть! Не может быть, чтобы такая красавица, такая интеллигентная, пышущая здоровьем дама… Нет-нет, лучше об этом не думать!”
“Ой, чмо-о-о!!! — обиженно крикнуло откуда-то из недр простаты ущемленное либидо. — Ой, урод! Вот это ты опарафинился!”
— Мудак ты, Эммануил, — ненавидяще проворчал я, жалея, что не могу от души заехать себе в дыню и пару раз крепко пнуть ногами в живот. — Что же вы так, сударь мой, — с гондонами-то? Ой, какой же мудак…
В общем: горько, досадно и тревожно. Всех обманул: купил кучу резины и оставил в чемодане. Хоть бы один с собой прихватил — как говорится, для блезиру! И обидеться не на кого: сам во всем виноват. А ежели принимать во внимание тревожные угрызения по поводу СПИДа, то вообще — хоть становись на четвереньки и в унисон доносящимся из степи звукам выть начинай…
Кстати, два слова о звуках. Вечер, надо вам сказать, был удивительно теплым и ласковым: хоть ложись прямо под тополем и ночуй. Торцевая стена по-прежнему вибрировала низами, но здесь, на заднем дворе, отчетливо прослеживались подчеркнутые прорывающейся сквозь бетон музыкой тишина и уединенность. Сверчки трещали в кустах, где-то рядом тихо ехала машина, откуда-то из степи доносился хищный крик какой-то большой птицы; возвещавшей о начале ночной охоты. И от этого крика, очень гармонично наложенного на мертвенно-бледный свет луны, на душе поневоле становилось как-то жутковато. Где-то рядом жила по своим законам дикая степь, со своими хищниками и тайнами, которые могли оказаться для постороннего смертельно опасными…
“В степь вывезут и оставят” — так сказал Бо.
Это не просто слова. У калмыков издревле и по сей день существует наказание, с их точки зрения, чрезвычайно жестокое и мало чем отличающееся от тривиального убийства. Сильно провинившегося в чем-то человека после полудня вывозят далеко в степь, отбирают все, до последней нитки, и просто оставляют одного. На ночь. Живи, гад, мы не станем тебя убивать!
Вам, горожанам в седьмом поколении, это может показаться вполне даже гуманным, не правда ли? Может быть, может быть. Однако народная статистика утверждает, что из ста наказанных таким вот образом назад возвращаются три с половиной человека. Это, конечно, больше, чем один процент, и внушает некоторую надежду. Но, согласитесь, отбросив всякие условности, можно просто сказать, что такой способ наказания — обычная смертная казнь. Из числа повешенных в давние времена по приговору официального суда тоже ведь кто-то выживал: то ли веревки дрянные были — рвались в самый неподходящий момент, то ли внезапная амнистия по случаю именин наследника престола…
Да, где-то в степи кричала птица, кто-то там тявкал и выл непонятными голосами, нагоняя жути. И ввиду этого опасного в своей неизведанности соседства здесь, под тополем, да за двухметровым забором, было как-то по особенному уютно. Приходите, волкодлаки, я вас чаем угощу! Ешьте того, кого после полудня вывезли в степь и оставили. А до меня вам не добраться. Я — в безопасности…
— Все нормально, — окончательно подпав под очарование южной ночи, резюмировал я. — Не может такая дама — и со СПИДом. Хоть режьте меня, не может такого быть! Пошутила — сама сказала. Я бы это дело сразу рассмотрел. А что не вышло с первого раза, тоже вполне решаемый вопрос. Правильно она сказала: у нас впереди вся ночь. И плюс вся предстоящая неделя как минимум. Вот сейчас вернется, посидим еще пару часиков, а потом…
На этом текущее планирование закончилось: на аллее откуда-то возникли лишние.
Между нами — я отнюдь не дурак насчет своевременно обнаружить подкрадывающегося противника. Если бы в известный период своей жизнедеятельности не обладал этим качеством, вряд ли сейчас имел бы удовольствие с вами общаться. Но этих, к стыду своему, — упустил.
Это были семеро буддистских монахов: гладко лысые, как страусовы яйца, в накидках через плечо, а один вообще — с посохом. Собственно, они и не крались: просто я ожидал появления Саглары со стороны парадного крыльца и сосредоточил внимание именно в этом направлении. А в принципе, совсем ничего такого не сосредоточивал — расслабился, слегка пьян был и отнюдь не расположен к военным действиям.
Лысые же, судя по всему, просочились откуда-то с черного хода и тихонько подошли сзади. И угадайте с трех раз, кто с ними был? Правильно — возьмите с полки булку с маком!
Мой боевой брат — Бо.
Эта живописная группа, хорошо подсвеченная луной, остановилась на аллее неподалеку от места моего восседания, и один из монахов, по моему разумению, их предводитель (это у него посох был, вот я и решил: у кого дрын, тот и главный!), принялся негромко разговаривать с Бо.
