— Чмошники, — тихонько заметил Бо, послушав лопотание панамного. — Краеведы фуевы!
— Краеведы? — удивился я.
— Ага, — подтвердил Бо. — Этот, в панаме, гонит, что они — краеведы, едут поклониться Посвященному. Да заплутали маленько. Просит дорогу подсказать.
— А старшина — что? — уточнил я.
— Старшина — ничего, — сумрачно прошептал Бо. Да, старшина не спешил обрадовать краеведов — это и без перевода было ясно. Плечами жал, головой мотал и вообще всем своим видом демонстрировал повышенную доброжелательность, сопряженную с некоторым недоумением: какой такой Посвященный? Откуда Посвященный? Где этот самый Посвященный и что он собой представляет?!
Метис в панаме оказался вполне толковым парнем, настаивать не стал, видя такое отношение. Окинув балочку беглым взором, уверенно направился к нашему верблюду, бесцеремонно ощупал мешки, взрезал ножом веревку, их соединяющую, и поинтересовался, что там внутри. А внутри — сами знаете. Свежесорванная полынь его слегка озадачила.
Обернувшись к старшине, метис задал вопрос. Служитель культа обвел рукой вокруг себя, ткнул пальцем в небо и что-то ответил.
— Типа — целебная трава, — прошептал Бо. — Для лекарств собирали…
Отряхнув руки, метис улыбнулся в последний раз и опять что-то спросил. Старшина монаший, красноречиво приложив руку к сердцу, старательно замотал головой: что вы, товарищ, за кого вы нас принимаете?!
“Бац!” — Метис стряхнул карабин с плеча, ловко перехватил за цевье и увесисто закатал прикладом в лоб собеседнику.
— Ом-мани!!! — Монахи мгновенно подскочили, зароптали, подались было к обидчику. Четверо на склоне согласованно ощетинились стволами, воинственно рявкнули хором. Старшина, помотав головой, замахал на своих руками, призывая к смирению.
— Чмо! — прокомментировал ситуацию Бо. — За такие вещи надо опускать на месте…
Метис гадко ухмыльнулся в сторону монахов, повел стволом и коротко распорядился, ткнув пальцем в землю.
Старшина подтвердил команду: монахи послушно распростерлись ниц и положили руки на затылки. Старшина опустился на колени, собираясь присоединиться к меньшим коллегам, но метис имел на этот счет иное мнение: уткнув ствол карабина под подбородок своей жертве, он вновь внятно задал вопрос.
Священнослужитель баловать супостата разнообразием не стал — отрицательно помотал головой и что-то произнес, обратив взор к небу. Клацнув затвором, метис вставил ствол карабина главному монаху в рот и принялся медленно считать — по-русски. Старшина бестрепетно сложил руки перед грудью и зажмурился, всем своим видом выражая покорность суровой судьбе.
Досчитав до десяти, метис вынул ствол изо рта жертвы, огорченно покрутил головой и сильно ударил прикладом карабина старшину промеж лопаток. Тот молча упал на четвереньки, проявляя редкостное терпение: в моей прошлой жизни мне порой перепадало в таком вот ракурсе — уверяю вас, на что я парень крепкий, и то после такого гостинца непременно заорал бы благим матом!
Метис пожал плечами и, нехорошо перекосив лицо, направился к травмированному мною вчера монашку, который все это время лежал в тени небольшого деревца. Приставив ствол карабина к голове раненого, обладатель панамы обернулся к неприступному старшине и задал успевший уже всем надоесть вопрос: за последние пять минут я даже запомнил, как это произносится. Старшина отрицательно помотал головой. Гангстер в панаме немигающе уставился на раненого и на несколько мгновений призадумался…
— Это неправильно, — прошептал я. — Ой как неправильно!
— Угу, — согласился Бо. — Плохо стоят. И — далеко. Пока вскочим, добежим — в пять смычков дуршлаг сделают.
— Да при чем здесь — “стоят”! — возмутился я. — Старшина их неправильно себя ведет. Угробит же мальчишку! Если б с тобой так — я бы не задумываясь сдал бы хоть десяток всяких посвященных. Тем более ему все равно скоро помирать. Если уже не по…
“Ту-дух!!!” — раскатисто шарахнул выстрел. Череп несчастного монашка, пыхнув в небо жарким парком, брызнул во все стороны ошметьями кровавой каши. Однако, разрывными бьет!
— Урод! — выдохнул я, непроизвольно подбираясь для прыжка.
— Стоять! — зашипел Бо, уловив мой порыв. — Рано! А пятерых монахов, лежавших на дне балки, удержать в то мгновение было затруднительно. Разом вскочив, они издали какое-то подобие боевого клича и бросились к супостатам, скрючив перед собой руки, готовые безжалостно впиться во вражьи глотки.
“Ту-дух! Ту-дух! Ту-дух!” — слаженно забухали карабины троих “краеведов”, уродуя разрывными пулями взметнувшиеся в бессмысленной атаке жилистые тела. Создавалось такое впечатление, что “краеведы” с самого начала ждали этого момента, что готовы были к такому раскладу…
Через несколько секунд все было кончено. Обильно забрызганные монашьи накидки, завалившиеся вперехлест друг на друга, слабо шевелящиеся тела, чей-то пузырящийся предсмертный хрип на фоне прянувшего в небо испуганной птицей эха выстрелов…
И, казалось, уже навсегда забытый, до боли знакомый запах, господствующий надо всей этой мерзостью: острая смесь пороха и крови, ни с чем не сравнимый фимиам ближнего боя, в котором тебе повезло остаться в живых…
Трое спустились со склона и несколько нервозно организовали контроль в головы: видать, не часто случается у них такое, хлопчики заметно взбудоражены.
Метис меж тем лениво мордовал ногами монашьего старшину — тот в момент общего штурма тоже предпринял какие-то телодвижения, не желая бросать своих питомцев на произвол судьбы.
Я лежал, ощущая, как за ухом возится какой-то вредный букаш, и тихонько плавился от ненависти и страха. Несмотря на то что минут двадцать назад собирался задать монахам за вчерашние галлюциногенные штучки, сейчас я испытывал острое желание как можно скорее удавить всех этих камуфляжных уродов, пока есть преимущество внезапного нападения.
Ощущения — как у нормального юного натуралиста, совсем рядом с которым откуда ни возьмись оказалась вдруг большая ядовитая змея, спешащая куда-то по своим делам и пока что этого натуралиста не успевшая обнаружить. Страшно, опасно, омерзительно — и есть реальный шанс разобраться с источником всех этих ощущений. Только руку протяни…
— Ну что — все кончилось? — еле слышно прошипеля севшим от ярости голосом. — Теперь мы можем уходить, да?
— Рано, — невозмутимо процедил Бо. — Щас они соберутся до кучи. Тогда и пойдем.
Трое, разобравшись с монахами, двинулись к возившемуся со старшиной командиру — часовой так и остался стоять наверху, у джипа, только башкой стал крутить более активно, словно опасался, что сейчас кто-нибудь примчится из-за горизонта и надерет всем подряд задницу.
Обступив корчившегося на земле старшину, вороги коротенько посовещались и занялись делом: кто-то принялся рвать с избитого одежду, кто-то взялся выламывать из кустов сухие ветки и складывать костерок.
