Несколько человек падают с брони в грязь.
Машины по инерции проскакивают мимо. По всем законам тактики, им бы теперь прибавить скорость и побыстрее проскочить опасный участок. Так положено действовать, если попал под огонь при движении по вражеской территории.
Потеряли бы четверых пятерых, остальные спаслись бы.
Но они не считают эту дорогу вражеской территорией. Позади родной КПП, здесь их зона ответственности, да и раненых потеряли... «БМП» останавливаются, головная крутит башней по сторонам, злобно щерясь на враждебный мир зрачком 30 мм пушки. Насчет зрачка не сочиняю, я его вижу. Сижу под правильным углом к месту событий, дым мне не застилает сектор, труба у меня такая, что ни один бинокль в подметки не годится.
Уцелевший десант обоих «БМП» спешивается, приседают — кто то там горлопанит, пытается руководить на фоне новых криков о помощи и воплей раненых.
Самое время привести в действие четвертый заряд.
Дух!!! — держите еще, для поправки настроения.
Убойное действие поражающего элемента довольно относительно, до четвертого заряда метров двадцать. Но опять понемногу достается всем. Люди падают на дорогу, отчаянно орут. Со стороны КПП бегут несколько человек, наверное, думают, что могут как то помочь.
Дух!!! — активируем заряд номер один.
М да, я вам сочувствую. Сейчас вам трудно и странно. Невредимых на дороге уже нет, повезло только тем, кто был внутри «БМП». Что теперь делать ребяткам?
Возвращаться на КПП? Там только что подорвалась группа, ринувшаяся на помощь.
Никто не даст гарантии, что на этом коротком отрезке больше не осталось зарядов. Я точно не дам. Грузить всех раненых под броню и прорываться к «Северному»? А вдруг там, дальше, противотанковые мины стоят? При данной неразберихе и панике нетрудно предположить и такой вариант развития событий. И потом, кем грузить? Все раненые.
Ребятки корчатся в грязи и жестоко страдают. Сейчас начнут делать глупости. На глупости у нас еще осталось два заряда.
А вот и помощь со стороны города. С момента стартового подрыва прошло не более десяти минут, быстро они сориентировались. Едут два санитарных «рафика», впереди милицейский «УАЗ» с сиреной и включенными мигалками. Ближе, ближе... С этой стороны у нас обратный отсчет. Вот «УАЗ» поравнялся с девятым зарядом, КПП — рукой подать...
Дух!!! — «УАЗ» получает в левый борт солидную порцию поражающего элемента, катится по инерции метров десять и останавливается. «Санитаркам» досталось поменьше, но веером зацепило обе.
Окровавленные менты и люди в белых халатах вываливаются на дорогу. Что то орут друг другу, двое тащат из двери «УАЗа» безжизненное тело водителя. Трое решительно устремляются к КПП...
Дух!!! — а дальше все та же однообразная картина. Люди лежат на дороге, корчатся от боли, истекают кровью и решительно не знают, что им теперь делать.
Слышу чей то тоскливый вой. Так воет смертельно раненный волк, понимая, что смерть рядом и ничто в этом мире уже не может спасти его.
Вот, в общем то, и все. Привыкайте, федералы. Эта не ваша земля, она в любой момент может взорваться у вас под ногами. Скоро вы будете бояться шаг ступить, без щупа и миноискателя в туалет не выйдете.
Привыкайте, лояльные нохчи. Находиться рядом с федералами смертельно опасно. В любой момент можно умереть. Если у них что то случилось, помогать ни в коем случае нельзя. Это так же опасно, как и находиться рядом. Пара недель такой работы, и они тут будут как прокаженные, к ним на пушечный выстрел никто не подойдет.
С момента начала акции прошло двенадцать с половиной минут. Дольше оставаться нельзя, скоро тут будут «вертушки». Как я отношусь к «вертушкам», я уже говорил. Дело сделано, пора убираться.
Я разом жму на все кнопки, активируя оставшиеся заряды, — получите приятное дополнение. Оба пульта обливаю кислотой из батлончика, баллончик бросаю тут же. Смотрю на Курбана — он укладывает камеру в чехол и показывает большой палец.
Снято.
— Ну все. Поехали обедать...
Мы живем в Тхан Юрте
[25]
. Это довольно крупное и зажиточное село, расположенное в южной оконечности Надтеречного района, на берегу мутноватой неглубокой речки Сунжи.
Наверное, нужно уточнить: мы здесь не то чтобы совсем живем, а просто располагаемся. У военных есть такой термин: «расположение». Для штатского уха, возможно, это будет непривычно, но для любого военного такая команда «...в конце концов, наведите порядок под расположением, мать вашу!!!» звучит вполне естественно и единственно правильно. «Территория» — это уже вне. Вне казармы, вне палатки, вне блиндажа или просто норы. Удивительно, столько лет прошло, а мне порой снятся розовые курсантские времена и вечно недовольная физиономия старшины Башкатова, который ставит задачу хриплым спросонок голосом: "...должен быть идеальный порядок! Всем телам понятно? Под расположением оставить по паре шлангов (больных то бишь), остальные — в летнюю кладовку, за метлами.
Территория должна блестеть, как у кота причиндалы. Если ротный мне хоть слово скажет, прощайтесь с личным временем, тела..."
Ладно, хватит ностальгии. Хваткий старшина Башкатов теперь мой враг. Как, впрочем, и большинство остальных сокурсников, которые не догадались вовремя удрать из этой слабой больной армии. Так что вернемся к нашим суровым будням.
В Тхан Юрте располагается основной костяк «Дашогов». Нас подселили к семьям, окружили заботой и вниманием, относятся как к любимым родственникам.
Впрочем, у нохчей это норма: если пускают в дом соплеменника или даже просто единоверца, относятся к нему как к самому любимому родственнику. На своих можно прикрикнуть и обойтись с ними небрежно, а тут — чужой, надо марку держать.
Я поселен в усадьбе одной богатой семьи, но не в кунацкой (это лучшая комната в доме, куда гостей определяют), а вообще в отдельном домике на две комнаты. Для полного комфорта мне выделили двух жен. Это вдовы погибших моджахедов — Зейнаб и Саният. Одной двадцать три года, другой вообще четырнадцать лет. Обе хорошенькие. Старшая греет мое ложе, а младшая, Саният, занимается по хозяйству. У меня дочь такого возраста, не смог я переступить себя и пустить ее к себе под одеяло. Я хоть и мусульманин, но долгое время был советским офицером, воспитан в определенных традициях. Гнать ее не стал, потому что ей попадет за то, что не угодила высокому гостю. Просто объяснил, почему так поступаю. Странно, она мне за это вовсе не благодарна, как следовало бы ожидать, а, напротив, все время дуется, как будто ее отвергли. Хотя в данной ситуации это особого значения не имеет.
Обе мои «жены» боготворят меня и в буквальном смысле смотрят мне в рот. Не потому, что хозяин приказал, просто здесь у меня репутация, пожалуй, покруче, чем у самого Сулеймана. Я для этих людей некая мифическая фигура, надежда и опора, маэстро Смерти. Меня, кстати, этот факт вовсе не греет — я уже говорил, что особенно за славой не гонюсь, а несколько напрягает. Особенно в свете последних событий. Нохчи, при всех их положительных качествах, все поголовно страдают болезненным бахвальством. Я не встречал ни одного чеченца, который являлся бы приятным исключением. В этом они очень похожи на итальянцев. В качестве иллюстрации считаю нужным привести два отрывка из мемуаров магистров диверсионной войны: родоначальника немецких командос Отто Скорценни и черного принца «людей торпед» Валерио Боргези.
