Но тут на площадь выехал велосипедист. Это был старик с
развевающейся на ветру сивой бородищей. Он затормозил возле машины, бодро
спешился и спросил:
– Что делаете, ребятня?
– Да вот, ищем докторшу Любимцеву, – ответил ему
Петька.
– Любку, что ли?
– Ну да.
– Да она уже не докторша, пенсионерка вроде, Любка-то!
И чего время с людями делает! Слышь, ребя, а вы что… Пьющие?
– Нет, непьющие, – покачал головой Стас. –
Даже некурящие.
– Во дают! А на кой ляд вам Любка-то сдалась?
– Да поговорить нам с ней надо, говорят, она врач
хороший, а у нас у знакомых ребеночек заболел, – вмешалась в разговор
Оля. – И посоветовали обратиться к доктору Любимцевой.
– Обращайтесь, отчего ж не обратиться, – милостиво
разрешил старик и уже собрался снова сесть на велосипед, но тут из машины
выскочил Стас.
– А вы нам не скажете, где найти Любу-то?
Тот смерил Стаса оценивающим взглядом и сказал:
– Четвертной!
– Что? – не понял Стас.
– Гони двадцать пять рубликов, скажу адрес.
Стас тут же вынул из кошелька требуемую сумму.
– От это другой разговор. Значит так, сейчас езжай
вправо, потом за почтой влево свернешь и дуй прямо до полуклиники. Там рядышком
домик деревянный, старый, а крыша новая, шиферная. Там и живет Любка.
– А вы отчества ее не знаете?
– Да на кой мне ее отчество? Завсегда Любкой была… Хотя
погодь, папку-то ее Иваном кликали. Значит, Ивановна она. Вот так!
И старик укатил, весьма довольный.
Дом под новой шиферной крышей они нашли довольно быстро. Он
стоял в чудесном саду, благоухающем цветущей сиренью. Ее здесь было очень
много, и лиловой, и розовой, и белой.
– Какая прелесть! – воскликнула Даша. –
Больше всех цветов обожаю сирень…
– Ну что, все попремся или делегацию отправим? –
спросил Стас.
– Для начала, я думаю, всем не надо, можно женщину
напугать… – заметила Оля. – Для начала мы с Дашкой пойдем, а там
посмотрим.
– Валяйте! – сказал Стас. – А мы пока по
городу проедем. Я покажу ребятам, где было наше имение.
– Подожди, Стас, сначала надо еще узнать, дома ли
она… – резонно заметила Оля.
Даша молча нюхала сирень, перевешивающуюся через аккуратный
зеленый забор.
– Ладно, подождем десять минут, – согласился
Стас. – Идите, собаки тут вроде бы нет.
Девочки толкнули калитку. Она сразу открылась. Но на участке
никого не было видно. И окна были закрыты.
– Стасик, посигналь! – попросила Даша.
На звук автомобильного сигнала из-за дома выглянула полная
женщина с тяпкой в руках.
– Вы к кому?
– Нам нужна Любовь Ивановна.
– Ну, я Любовь Ивановна, – женщина пристально
вглядывалась в девочек. – Что-то я вас не признаю никак… Мы знакомы?
– Нет, – улыбнулась Даша. – Мы приехали
специально с вами познакомиться. Какая у вас сирень! Чудо просто!
Женщина радостно заулыбалась.
– Нравится? Я тоже сирень люблю! Как зацветет, у меня
прямо праздник на душе. Да вы проходите в дом, я сейчас, а то в огороде вожусь,
руки грязные и сама как чумичка. Садитесь тут, на верандочке, я мигом.
– Какая приятная женщина, – прошептала Оля. –
И врач, наверное, хороший.
– Мне тоже она понравилась, – кивнула Даша,
оглядываясь кругом. На веранде, довольно тесной, стоял старенький продавленный
диван, круглый стол, покрытый не новой, но чистенькой клеенкой, три стула и
очень старый резной буфет. А еще на высокой табуретке стоял горшок с громадным
филокактусом, сплошь усыпанным красными цветами.
– Смотри, Дашка, красотища какая, сколько цветов, я
таких сроду не видала.
В этот момент вернулась хозяйка дома, в чистом синем платье
в белый горошек.
– Ну, здравствуйте, – весело сказала она. –
Что вас ко мне привело? Надеюсь, у вас никто не заболел? Вы ведь не здешние,
правда?
– Да, мы из Москвы, – ответила Оля. – Это
Даша Лаврецкая, а я Оля Жукова. Нам посоветовала обратиться к вам Наталия
Дмитриевна Журавленко.
– Наталия Дмитриевна? Она жива? Слава богу! Неужто она
меня помнит? Надо же! Так вы по какому делу все-таки? Хотя постойте, что ж это
я вас тут пытаю, а про угощение забыла. Вы из самой Москвы ехали, голодные,
наверное? Я сейчас мигом. Чайку поставлю, яишенку пожарю…
– Не надо яишенку, – воскликнула Даша, – вот
чайку с удовольствием, кстати, мы вам тут конфеты привезли…
Через десять минут на столе уже стояли чашки, вазочки с
вареньем, удивительно вкусный белый хлеб и красивая масленка с крышечкой.
– Ну, девочки, так в чем же все-таки дело? –
ласково улыбнулась Любовь Ивановна. – И с чего это вдруг обо мне Наталия
Дмитриевна вспомнила?
– Она сказала, что если кто и может нам помочь, то
только вы! – пылко проговорила Даша. – Понимаете, моя бабушка была
соседкой Евгении Митрофановны.
– А, так вы насчет баула? Из-за того, что я за ним не
приехала, да? Вы его привезли?
– Значит, это вы должны были за ним приехать? –
закричала Даша. – Но почему же Евгения Митрофановна не сказала, что это
вы?
– Да что ты так кипятишься-то? – удивилась Любовь
Ивановна. – Пойми, я ведь знаю, что там, в этом бауле. Может, конечно,
нехорошо это, только поймите, ну зачем мне в этой жизни такие штучки-дрючки?
Для Женечки они были дороги, но для меня… Куда я их дену? Я человек одинокий,
детей у меня нет, ценности в них никакой… Я говорила Женечке, чтобы кому-нибудь
другому оставила, Жанне, например, ей бы это пригодилось, а мне… Да что это с
вами, почему у вас такие лица? Что стряслось?
– Понимаете, Евгения Митрофановна оставила баул моей
бабушке и сказала: если через год никто не явится за баулом, отдайте его своей
внучке, то есть мне.
– Ну и слава богу! – с облегчением вздохнула
Любовь Ивановна. – Я в жизни от Женечки и так столько добра видела… Тебе
эти штучки нравятся? Вот и владей, и пусть тебя совесть не мучает. Ох, Женечка,
любила она почудить, – покачала головой Любовь Ивановна.
– Да, но ведь там есть еще камея… Она все-таки стоит
денег…
– Даша, посмотри на меня, я что, буду камею такую
носить? Смешно, ей-богу. Я всю жизнь в этом нашем Братушеве прожила, тут такие
вещи не носят… А тебе – в самый раз, конечно, годика через три… Пусть твоя душа
будет спокойна. Женечка мне еще при жизни все это отдать хотела… Когда я совсем
девчонкой сопливой была, на бирюльки эти, конечно, заглядывалась, что говорить,
я такого сроду не видывала. Мы в ужасной бедности жили, и тогда мне это все
невероятной роскошью казалось. Только в туфлишки эти я и тогда влезть не могла,
но шарфик, конечно, накидывала и с веером перед зеркалом вертелась. Бывало, что
правда, то правда. Только Женечка мне сама же потом и объяснила, что память
совсем не нуждается в вещах… Мы дорогих нам людей и без вещей помним. И я этот
урок крепко усвоила. Сколько близких людей потеряла, от которых и карточки не
осталось, а разве я их забуду? Так что Женечка правильно распорядилась. А ты
хорошая девчонка, Даша. Честная, порядочная. Я рада, что такие есть… А то
телевизор посмотришь, думаешь, кругом одни наркоманы да отморозки. Что ж вы
булку-то не едите? У нас пекарня знатная, такой хлеб выпекает, любо-дорого.
