На обеде ситуация повторилась. Откуда-то возникла вторая повариха, но общаться с нашими добрыми молодцами никто не пожелал, и, как следствие, добавки опять не было. Грустно, девушки...
Во второй половине дня и вечером морально удрученный Петрушин держался с достоинством, а Вася начал капризничать. Вел он себя как то хулиганистое дите, у которого за ряд дисциплинарных проступков отняли любимую игрушку да вдобавок, на неопределенное время, лишили сладкого.
Чудилось Васе, что за нами кто-то наблюдает... Это самый верный признак: когда Вася капризничает, он первым делом начинает нагнетать обстановку. Типа: «Чего вы такие благодушные? Ничего не замечаете? Чует сердце – быть беде!» И постоянно, как заезженная пластинка, повторял невесть откуда выдранное умное изречение:
– Если вам кажется, что все идет хорошо, значит, вы чего-то не знаете...
Ходил хмурый, в окна потихоньку выглядывал. Зачем-то нарисовал схему нашего крыла с ближайшими подступами. Бормотал что-то насчет некорректной съемки журналистов и «привязки». Дернул черт полковника за язык! Надо было следить за словами, когда командующему докладывал.
Я читал на балконе – он и ко мне прицепился. Совсем сдурел? А как же маскировка? Тебя же тут со всех сторон видно!
Мне это, естественно, пришлось не по душе. Будучи послан во все известные места, Вася обиделся на такое упорное непонимание ситуации с моей стороны, и мы с ним маленько на эту тему подискутировали. На ехидное предложение прогнать из лоджии полковника (Иванов тоже там читал) Вася разумно заметил, что полковник никому не нужен и не известен, зато мы с ним теперь – наргеры. Народные герои то бишь.
Я перестал злиться и посмеялся. Вася сидел на полу, говорил шепотом, слегка приоткрыв балконную дверь и просунув в нее свою маленькую голову. В его блуждающем взгляде прослеживалась нешуточная озабоченность. Это было весьма забавно.
– Тебе надо к психиатру, – заботливо сказал я. – Нет, я, конечно, могу кое-что спрофилактировать в процессе, что называется, по ходу. Но не в твоем случае. Это уже клиника.
– А из лоджии все равно уйди, – мрачно буркнул Вася, отползая назад. – Спалишь ты нас...
Вскоре я действительно покинул лоджию. Но не потому что проникся настроением озабоченного боевого брата. Просто ближе к вечеру пошел дождь, а местами косой – в лоджию доставало. Весь день небо хмурилось, собирались густые тучи. Может, это погодное явление отчасти и усугубило скверное настроение нашего разведчика. И так все хмуро, а тут еще тучи и дождь...
Когда стало темнеть, Вася окончательно скурвился. Приволок из номера Лизы два одеяла и принялся занавешивать окна. Маскировочные работы шли неважно: я помогать отказался, пришпилить одеяла было нечем. Тогда разведчик посетил дежурную в фойе и после напряженных переговоров вытребовал коробку кнопок. Хотелось бы молоток с гвоздями, но этого не оказалось. Пришлось довольствоваться кнопками и боевым ножом.
Наглухо задраив окна, Вася немного успокоился и разрешил:
– Ну все, теперь можешь свет включать.
– Ну спасибо... И как же ты до этого жил? Ты вроде бы сюда гостью водил...
– А мы свет не включали, – пояснил Вася.
– И что – на ощупь общались?!
– Да телевизор же работал. – Вася пожал плечами. – Видно было...
Я все-таки попробовал провести импровизированный сеанс психотерапии. Спросил, что чувствует боевой брат, какие ощущения...
Боевой брат упорно бурчал, что за нами наверняка кто-то следит (не за всей командой, а конкретно за ним и мной), и вообще, после посещения журналистов нам следовало бы убраться в какой-нибудь другой пансионат. Это как в бою: лежишь, тебя не видно. Выстрелил – «засветился», надо тут же менять позицию. А мы так конкретно засветились, что дальше некуда.
Я вслух проанализировал все отдельно взятые девиации сегодняшнего дня, чтобы Вася мог положительно ответить по каждому пункту, и сам сделал выводы, в чем причина его странного поведения. В обычном варианте начинают с мелочей, чтобы медленно, но верно пробираться наверх, к самому важному. Но здесь особый случай, я прекрасно знал «клиента», так что риск получить «негатив» (и, как следствие, реакцию отторжения) на каком-либо пункте практически отсутствовал. Поэтому начал с самого важного.
– Добавку отняли?
– Да.
– Девчонка бросила?
– Да.
– Это вполне достаточный повод для плохого настроения. Так?
– Да.
– Есть сомнения по поводу правильности вчерашних действий? Может быть, следовало послушать дам и потихоньку убраться оттуда, пока не началось?
– Ну... Вообще – да. Не стоило оно того...
– Ты каждый день объедался до отвала и чувствовал себя хорошо. Верно?
Утверждение основано на факте наличия в Васиной сумке сгущенки и сухпая. Если уж он за время нашего отсутствия не использовал ни одной банки сгуща, значит, был настолько сыт, что дальше некуда. А сейчас, во время беседы со мной, Вася как раз сосал сгущ из банки с двумя дырками.
– Да, было неплохо...
– Все вечера до этого ты был занят приятной физкультурой. Так?
– Да... – Вася подумал и тихонько вздохнул. – А потом еще курицу ели. Она каждый раз приносила жареную курочку...
– Свет включать не было необходимости. Как следствие, отпадала надобность в светомаскировке. Верно?
– Точно. На фига нам свет?
– Потом ты в течение полутора часов гулял по свежему воздуху. Приходил обратно, падал в кровать и мгновенно засыпал, уставший и довольный.
– Да. Ну и что?
– Ну и все. Налицо типичный синдром отмены. Теперь у тебя нет всего этого. Нет девчонки, нет добавки, нет уверенности в правильности вчерашних действий, но появилась масса свободного времени, которое ты не знаешь, как использовать... Вывод?
– Вывод?
– Да, Вася, вывод. Теперь тебе понятно, отчего ты весь вечер так себя ведешь?
Вася долго смотрел на меня отсутствующим взглядом, затем вздохнул и выдал окончательное заключение:
– Да все понятно, чего там... Короче так: если ночью не придут, завтра надо будет менять позиции. В смысле, драпать отсюда куда-нибудь. Надо будет с Ивановым поговорить...
– О господи... – вывод, сами понимаете, для меня был неожиданным и весьма огорчительным. – Видимо, старею. Совсем квалификацию потерял!
* * *
Проснулся я посреди ночи от того, что кто-то настойчиво теребил меня за плечо и жарко шептал на ухо:
– Подъем! Подъем, блин! Давай, одевайся, блин...
Я узнал Васин голос, протер глаза, но некоторое время не мог понять, что происходит и где я вообще нахожусь. Вокруг была кромешная мгла, чуть-чуть разбавленная каким-то странным, еле различимым зеленоватым свечением. За окнами монотонно шумел дождь, слышно было, как где-то совсем рядом капли гулко ударяют по листовому железу. Немного тянуло сыростью. Наверное, Васе стало душно, и он приоткрыл балконную дверь – как раз настолько, чтобы не уронить прикрепленные по всей площади стекла одеяла.
