Я сполз по стене на бетон и в отчаянии схватился за голову. Не было здесь моей жены. Господи, доколе?! За что ты меня так наказываешь?
Посидев минут десять, я немного пришел в себя и начал рационально соображать. Если уж наделал тут кучу пакостей, еще одна мало что изменит. Надо пообщаться с Вахидом. Коль скоро это общение ничего не даст, можно будет достать из пробирки стрелку и проколоть себе кожу. Таким образом все проблемы сразу разрешатся и не надо будет больше корчиться в бесплодных попытках что-то исправить… Или нет, лучше забрать стволы убитых, сесть на «уазик» командира полка и прошырнуться в лагерь «Мордас». Хоть с какой-то пользой…
Спустя полчаса скрипнула входная дверь. Я не шелохнулся — только слегка повернул голову и остался сидеть на месте.
Послышалось неразборчивое бормотание на фоне воркующего женского хихиканья, затем раздался смачный шлепок — судя по всему, по заднице, и шаловливый голос вскрикнул:
— Ох ты, злыдень писюкастый!
Ба! Да ты еще и хохлушка… Через несколько секунд с той стороны дома хлопнула дверь, затем за углом послышалось приближающееся посвистывание. Я привстал и прижался к стене. Из-за угла вышел Вахид, приблизился к сараю и, широко расставив ноги, пустил мощную струю, покачиваясь и фальшиво насвистывая песню из кинофильма «Крестный отец».
Я неслышно подошел к командиру полка, дал дописать и спросил негромко:
— Зачем такую песню портишь, уродец?
Резко обернувшись, Вахид с размаху угодил подбородком на мой кулак и пару раз отразил животом вторжение колена под диафрагму. Живот оказался полным — после второго удара коленом командир полка пустил изо рта обильный фонтан и скорчился на земле.
Взвалив Вахида на плечо, я вошел в дом, запер дверь и проследовал во вторую комнату. Здесь действительно оказалась колоссальная ванная, вся отделанная разноцветным кафелем и уставленная импортной сантехникой — один унитаз чего стоил!
Уложив Вахида в ванну, я оборвал занавеску и леской, на которой она висела, связал пленнику руки. Немного поразмыслив, я разодрал пополам махровое полотенце, связал одной половиной щиколотки Вахида, затворил дверь в ванную и открыл кран. Видимо, где-то на крыше находился бак, так как вода была теплая. Присев на борт ванны, я принялся рассматривать голого командира полка и размышлять о бренности мирской суеты…
Когда вода добралась до подбородка, Вахид очухался и начал елозить связанными ногами, пытаясь сесть. Достав из сумки фото своей жены, я поставил его на полку для туалетных принадлежностей — как раз напротив Вахида, извлек свой нож и, закрыв кран, поздоровался:
— Салам алейкум, Вахид. Извини, что побеспокоил тебя в столь поздний час, но у меня есть неотложное дело…
Командир растерянно уставился на меня, затем обвел взглядом ванную и недоуменно пожал плечами. Я прекрасно понимал его состояние. Когда долгое время чувствуешь себя пупом Земли, а потом внезапно попадаешь в такую передрягу, тебя должно обуревать изрядное смятение мыслей. Командир образцово-показательного полка — хозяин Хатоя! Вот он — голый, жалкий, со связанными за спиной руками, перемотанными полотенцем ногами, елозит в собственной ванне, пытаясь сесть поудобнее, и не может ничего сообразить.
— А ты действительно «злыдень писюкастый», — я поводил ножом по поверхности воды в районе промежностей пленника. Он зябко поежился и согнул колени.
— Видишь нож? Этим клинком я только что укокошил твоего бойца, — я подбросил нож на пару оборотов и поймал его за ручку. — В принципе я их всех пятерых убил, но вот нож… Он очень острый — как бритва. Врубаешься?
Вахид быстро закивал и пробормотал:
— Я подозревал, что ты не журналист. Я даже подозревал, что ты не англичанин — английский у тебя отнюдь не лондонского разлива. Я думал, что ты какой-нибудь цээрушный шпион из другой страны, приставленный к журналисту… Однако хочу заметить — я мог тебя двадцать раз расстрелять, но не сделал этого. Я очень, очень гуманный…
— Спасибо, — я вежливо поклонился и опять помотал лезвием перед лицом пленника. — То, что ты гуманный, я знаю — пленных не берешь, красавчик… Сначала я тебя кастрирую, — я сделал паузу — вдруг всплыл перед глазами образ рыжего Исрапи. Я помотал головой и продолжил:
— Потом я тебя… Тьфу, зараза! Потом я тебя трахну в задницу! Понял, а? Прямо в жопу, голенький ты мой! — Я вытер вспотевший лоб. — Потом я тебя одену в женское платье, сниму с «уазика» тент, привяжу тебя нараскоряку к дугам — задницей вперед, ага… А утречком мы с тобой прокатимся по Хатою. Не спеша этак прокатимся…
Вахид впился взглядом в мое лицо, пытаясь определить — несу я околесицу или на полном серьезе излагаю свои планы.
— Затем я отвезу тебя к окраине села и умчусь восвояси, — закончил я. — Вот и все, мой голый парниша…
Вахид разом поскучнел. Видимо, поверил мне. Отчаяние сверкнуло в его глазах, вытеснив последнюю слабенькую надежду на благоприятный исход нашего общения.
— Есть альтернатива, май дарлинг, — я потыкал ножом в сторону фотографии моей жены. — Мне нужна эта женщина. Пытать тебя я не буду, но если ты соврешь — а я обязательно пройду на соседнюю половину и проконсультируюсь с обитательницами гарема, — я сделаю, что обещал. Вахид облегченно вздохнул и расслабился.
— Ну ты даешь! — воскликнул он. — Столько страсти здесь наговорил из-за какой-то бабы. Зачем мне тебя обманывать? Эта дура мне все мозги переела, пока здесь была… — пленник вдруг напоролся на мой тяжелый взгляд и насторожился. — Слушай, а ведь ты убьешь меня, получив информацию! У тебя просто нет другого выхода… Ты направишься отсюда прямиком к Абдулле, а я, если буду живой, могу сообщить ему… — Он осекся и отвел взгляд — понял, что сказал больше, чем надо.
— Я спеленаю тебя так, что до утра ты не сможешь освободиться, — пообещал я и убрал нож в сумку. — Поеду к Абдулле и выкуплю у него эту женщину. За сколько ты продал ее?
— Я не продавал, — отрекся Вахид и опять немного расслабился — угроза чуть-чуть отодвинулась. — Я ее в карты проиграл Абдулле. Мы с ним играли в карты дней пять назад…
— Здесь играли? — уточнил я.
— Ну да, здесь, — подтвердил пленник. — Она, кстати, у меня была очень недолго. Когда Али ее привез, я загорелся — классный товар! Али знает, что я тонкий ценитель граций! А она оказалась натуральной волчицей. Я люблю ласку и негу, а эта сволочь без иглы ноги не раздвинет, коза. — Вахид укоризненно причмокнул губами и вдруг спохватился, опасливо глянув на меня. Я сохранял каменное выражение лица. Пленник осторожно поинтересовался:
— А ты кто ей?
— Меня наняли, чтобы ее разыскать и выкупить, — соврал я. — Дали на это дело триста тысяч баксов.
— Сколько? — не поверил Вахид. — Сколько баксов?!
— Триста тысяч, — подтвердил я. — Сказали, что ежели не хватит, еще столько же дадут — и сказали, где я могу их получить здесь, в Чечне.
— Надо же, а! — Вахид удивленно покрутил башкой. — Такие бабки! Зачем я ее Абдулле отдал? Да кто она такая, эта баба?
