– А мне казалось, что будет лучше, если мы поговорим с вами именно на вашем рабочем месте, – подчеркнул Дронго.
– Это невозможно, – неожиданно ответила Офелия, – наш новый директор не разрешает никому выдавать пропуска без его личного согласия. Или согласия заместителя директора. У нас сейчас новые правила. Никто не может выписать пропуск, не согласовав его с руководством.
– Разве вы оборонный институт или особо секретный? – спросил Дронго.
– Нет, конечно. Но сейчас новые порядки.
– Их ввел Ростом Нугзарович?
– Да. На следующий день после похорон.
– Почему? Он чего-то боится?
– Не знаю. Раньше так не было. Любой сотрудник института мог выписать пропуск. А сейчас нельзя. Может, я выйду к вам в перерыве? – предложила Офелия.
– Мы хотели войти в ваше здание, – напомнил Дронго, – и переговорить не только с вами.
– Не знаю. Если разрешит Ростом Нугзарович. Я могу соединить вас с ним, если вы перезвоните по городскому.
– Хорошо, – согласился Дронго. – Дайте мне номер вашего городского телефона.
Секретарь продиктовала номер, и он перезвонил.
– Сейчас соединяю, – ответила Офелия. Он услышал, как она говорит по селектору исполняющему обязанности директора:
– Вам звонит эксперт господин Дронго. Он хочет с вами переговорить.
– Какой эксперт? – недовольно спросил Ростом Нугзарович. – Я не знаю никакого эксперта Дранго.
– Дронго, – поправила его секретарь.
– Не знаю никакого Дронго, – повторил Окрошидзе.
– Он просит соединить его с вами, – терпеливо объяснила Офелия.
– Хорошо. Я возьму трубку. Соедините.
Дронго услышал голос директора. Он говорил с характерным грузинским акцентом.
– Слушаю вас.
– Говорит эксперт Дронго. Извините, что беспокою вас, Ростом Нугзарович, но нам нужно срочно увидеться.
– По какому вопросу?
– К нам обратилась сестра вашего бывшего директора Николая Тихоновича, которая утверждает, что смерть ее брата вызвала у нее определенные вопросы.
– Она сошла с ума! – недовольно произнес Ростом Нугзарович. – Я знаю, о чем вы говорите. Раиса Тихоновна считает, что ее брата убили. Я понимаю, что она потрясена смертью близкого человека, но так тоже нельзя себя вести. Она экзальтированная дама, которая начиталась детективов. У нас не колония и не бандитская малина, а серьезный институт, где работает больше двухсот человек. У нас четырнадцать кандидатов наук и три доктора. И среди них нет убийц или отравителей, как ей кажется. Уверяю вас, что любой человек в нашем институте как минимум рассмеется, услышав такое предположение. Или решит, что сказавший подобную чепуху не совсем нормальный человек. Она пыталась говорить со мной на эту тему, но я сразу ей объяснил, что это малопродуктивное и бесполезное занятие. Но она не успокоилась и решила найти эксперта. Вы, наверно, частный детектив?
– Да, – сдержанно ответил Дронго.
– Тем более. Хочу вам сразу сказать, что я не разрешу будоражить коллектив и проводить здесь частные расследования. Для этого есть прокуратура, полиция, следователи. Извините, но я считаю, что Раиса Тихоновна просто не знает, о чем говорит. Тем более что супруга покойного тоже против подобных расследований.
– Но мы хотели переговорить…
– Я все сказал, – прервал его Ростом Нугзарович, – пока я здесь директор, вы сюда не войдете и никаких расследований проводить не будете. Извините, мне нужно ехать на совещание. До свидания.
Он положил трубку. Дронго невесело взглянул на Эдгара.
– Вот так начинается наше расследование, – сказал он, – Окрошидзе не хочет нас пускать в институт и считает, что Раиса Тихоновна напрасно попросила нас о дополнительном расследовании.
– Я думаю, что его можно понять, – вздохнул Вейдеманис, – он прав. Здесь научный институт, а не поселение для уголовной шпаны.
– Он сказал мне примерно то же самое, – ответил Дронго, – и судя по всему, нас в институт просто не пустят.
– И ты отступишь?
– Я часто отступал в своей жизни?
Эдгар улыбнулся.
– Не отступал, – согласился он, – но директор не хочет тебя пускать. Что ты будешь делать?
– Подожду минут двадцать, – пояснил Дронго, – он сказал, что сейчас уедет. А его секретарь еще до этого сообщила мне, что разрешение на вход в здание института могут выписывать исполняющий обязанности директора сам Окрошидзе и его заместитель. Вчера Раиса Тихоновна похвалила второго заместителя, который был помощником ее брата. Кажется, Вилен Захарович Балакин. Вот ему я и позвоню через двадцать минут.
– А если он тоже откажет? Не захочет ссориться с новым директором? Что будем делать?
– Пойдем на штурм, – улыбнулся Дронго. – Что-нибудь придумаем и в этом случае. Мне нужно войти в институт и увидеть кабинет, где так скоропостижно скончался Николай Тихонович. Будем надеяться, что Балакин окажется более терпеливым к странностям сестры его бывшего покровителя.
Через двадцать минут он снова перезвонил Офелии.
– Ваш шеф уехал? – уточнил Дронго.
– Уехал, – шепотом сообщила Офелия, – ему очень не понравилось, что вы позвонили. Просил больше с вами не соединять.
– Понятно. А с Виленом Захаровичем можете соединить?
– Конечно, могу. Он сейчас на месте. Только не говорите, что вы разговаривали с Окрошидзе, иначе он ему перезвонит и не даст вам разрешения, – также шепотом произнесла Офелия.
И почти сразу Дронго услышал голос Балакина.
– Извините, что я вас беспокою, Вилен Захарович, – начал Дронго. – Дело в том, что я частный эксперт и провожу расследование по просьбе сестры вашего бывшего директора Раисы Тихоновны Долгоносовой, которую вы наверняка знаете.
– Знаю и очень уважаю, – ответил Балакин.
– Именно поэтому я хотел бы войти к вам в институт и переговорить с некоторыми сотрудниками. Если вы, конечно, разрешите мне вместе с напарником войти в ваш институт.
– Я все понимаю, – сказал Балакин, – Раиса Тихоновна считает, что ее мужа отравили или убили.
– А вы так не считаете?
– Я не знаю. Но он действительно умер неожиданно. И эта внезапная и непонятная смерть вызывает много вопросов. В том числе и у сотрудников нашего института. Будет правильно, если вы проведете свое расследование. Возможно, именно так нам удастся успокоить людей.
– Спасибо. Постараюсь. Когда я могу к вам войти?
– Где вы находитесь?
– Напротив вашего института.
– Тогда прямо сейчас. Я выпишу вам пропуск.
– Спасибо. Нас двое. Сейчас я продиктую вам наши фамилии и паспортные данные.
