Отойдя от чужой иномарки, я начала соображать и поделилась догадкой:
– Гошка, ты решил свести счеты с жизнью?
– Кто не рискует, тот не пьет шампанского.
– Смотрю я на тебя и не могу понять: что бабы в тебе находят?
– Просто я не в твоем вкусе, – признал суровую действительность Никифоров.
– Ну это-то само собой. Но ты же редкий неудачник. Объясни, с чего ты взял, что эти люди, – я кивнула в сторону «ауди», – что-то тебе заплатят? Ты ничего не получишь, еще и должен останешься. Ты хоть понимаешь, что тебя кинут?
– Я допускаю такую мысль.
– Уже хорошо. И как ты подстраховался?
– Видишь машину? – Никифоров кивнул в сторону КамАЗа.
– Допустим.
– Это для них.
– А где селитра винодела?
– Ждет погрузку на другом причале.
– А эти не заметят разницу?
– Нет, потому что по бумагам это аммиачная селитра. Бумаги они видели.
– Гоша, это тебе не глупых одиноких баб охмурять, эти люди мигом тебя на фарш пустят. Ты взял аванс?
– Обижаешь. Конечно.
– Отнесешь Элеоноре.
– А че опять Элеоноре? – попытался возмутиться последователь Остапа Бендера.
– Объясняю: ты разбил ей сердце, и теперь ты ее вечный должник.
– Мне дешевле склеить ее разбитое сердце.
– Это вряд ли. Ее сердцем уже занят другой человек – хороший, порядочный и надежный, – втолковывала я Никифорову незнакомые ему слова.
Он раздул ноздри и стал сверлить меня взглядом:
– Это кто ж такой?
– Не твое дело.
– Все равно она меня любит.
– Уже нет, – ответила Элеонора, неслышно подойдя к нам, – не люблю.
Гошка нахмурился, полез в карман куртки и вынул несколько пачек долларов:
– Это тебе.
Эля посмотрела на деньги, потом на меня:
– Я не хочу с ним связываться, Кать.
– А мы и не связываемся, мы просто берем деньги, – успокоила я подругу.
Эля спрятала доллары в сумку.
– Если мы не погрузим селитру сегодня, – доверительно сообщил мне Гошка, – завтра мне хана.
– Почему?
– Потому что меня порвут.
– Кто, Гоша? Те, что в «ауди», или этот? – Я кивнула на представителя Северного Кавказа.
– Прясников, – разозлился почему-то на меня Никифоров. – Мне нужно отсюда валить, шкурой чувствую, что он сейчас здесь объявится. Может, ваш мент займется этим делом, чтобы мне не отсвечивать? Пусть помашет корочкой, отправит нашу селитру в Батуми.
– Ты уверен, что это селитра? Мне кажется, ты уже сам запутался, что, кому, куда поедет.
– Нет, в КамАЗе трансформаторное масло. А вон видишь, бортовой ЗИЛ с контейнером? Удобрение в контейнере. Это нашему другу Шалве.
– Георгий Петрович, тебе придется сменить внешность, паспорт, спилить подушечки пальцев, поменять город и даже страну. Когда они получат вместо селитры трансформаторное масло, они придут к Прясникову, а тот сразу пустит их по твоему следу…
– Денег хватит на все, что ты сказала, – беспечно отозвался Никифоров. – Так что, я могу уехать?
Отпускать его мне не хотелось.
– Гоша, давай ты осуществишь авторский надзор за своей идеей, а потом делай, что хочешь, – попросила я его.
В общем, пока я вникала в тонкости Гошиной аферы, КамАЗ с трансформаторным маслом въехал на причал и встал под стрелу крана. Масло должно было плыть в Турцию. Может, этим, в «ауди», повезет, и там такое масло дефицит?
На другом причале началась погрузка на корабль в Батуми. Контейнер Шалвы Гургеновича благополучно приземлился на палубу.
Мне пришло в голову, что Шалва не захочет отдавать деньги, потому что не видел, как грузили его удобрение, но я тут же отогнала эту неприятную мысль.
Никифоров пригласил Шалву в «жигули», я пристроилась к мужчинам и опять оказалась свидетелем.
– Шалва, – обратился Гоша к виноделу, – я все сделал, вон твой контейнер, вот документы, встречай бочки в Батуми и расти виноград.
– Где бочки? – не понял винодел.
– На корабле. Все погрузили уже. Только не шуми, хорошо? Я тебе обещал, что все сделаю, я все сделал. Давай деньги.
– Нет, так дела не делают, – подтверждая мои опасения, ответил Шалва Гургенович, – я не видел, что в контейнер.
– Вот, – Гоша ткнул пальцем в документ, – здесь написано, что в контейнере находятся твои бочки с удобрением. У меня есть другие покупатели, я сейчас свистну крановщику, он снимет с палубы твою селитру, и я отдам ее вон тем ребятам в «ауди». Они и так обиделись, потому что я продал удобрение тебе, а не им.
КамАЗ с бочками разгрузился и стал выезжать с пристани. Неожиданно «ауди» тихо тронулся с парковки напротив конторы, и Гоша, покинув наше общество, рванул ему наперерез, чуть не попав под колеса. Дверь «ауди» гостеприимно распахнулась, Гошка упал внутрь, и машина, набрав скорость, пропала из вида.
В тот самый момент, когда «ауди» увозил Никифорова, на пятачке возле диспетчерской появились новые лица. Внутренний голос мне подсказывал, что лица эти с погонами.
Один из мужчин, в джинсах и такой же куртке, подошел к кучке водителей и о чем-то у них спросил. Мужики покивали, огляделись по сторонам и пожали плечами. Без подсказки было ясно, что искали Гошку.
Шалва Гургенович продолжал вредничать.
– Разве так делают дела? – бубнил он.
– Дорогой вы наш, – уговаривала я, отдав ему свою руку для поцелуев, – ваша селитра через неделю будет в Батуми. Не волнуйтесь вы так!
Для убедительности я позволила себя обнять и даже прижалась к гостю. Он уже снял пиджак. Усы винодела кололись уже где-то в районе моей груди, он не на шутку распалился.
– Кето, – шептал он мне в бюст, – какой ты красивый, Кето, гогония, девочка моя.
Мне приходилось туго, но тут капитан милиции вспомнил о своем обещании, данном Егорову, и сунулся в «жигули».
– Ты опять за свое? – набросился Мишка на Шалву Гургеновича. – Выходи, поговорим.
Шалва Гургенович выйти не мог. Он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и простонал что-то на родном языке.
Я задом выползла из машины. Вид у меня был помятый. «Хочу домой», – в который раз за этот день подумала я.
Михаил посмотрел на меня с презрением, очевидно решив, что я ищу уединения с виноделом, и сплюнул себе под ноги.
Элеонора засмотрелась на Белого, да так, что не заметила лужу и вошла в нее обеими ногами. Мне было понятно ее состояние. Капитан милиции был в этот момент чрезвычайно хорош собой: румянец пылал на щеках, серо-голубые глаза сверкали, в его большом тренированном теле чувствовалось столько энергии и силы, что даже я им залюбовалась. За этим занятием меня и застал звонок Егорова.
