– Есть такое дело, – Федя испытующе посмотрел на меня. – Готов?
– Да.
– Хорошо. Значит так: я сяду сзади. Когда остановимся – выйду, дверь оставлю открытой. Закрывать не надо, а то нехорошо получится. Понятно?
– Да.
– Повтори.
– Что повторить?
– Что с дверью делать.
– Ничего не делать. Дверь – не трогать.
– Хорошо. До террасы едем спокойно. Без рывков. По приему груза – спурт. То есть рвем во все лопатки. Если кто-то из джигитов попробует заблокировать дорогу – сшибай на х... При разгоне не страшно, не убьешь. Вопросы?
– Нет.
– Ну все – поехали...
* * *
Чтобы добраться до оккупированного младогорцами кафе, нам понадобилось немногим более минуты.
Для меня эта минута длилась целую вечность.
Как это обычно бывает со мной в аналогичных ситуациях, мир вокруг мгновенно превратился в огромное болото, вязкая трясина которого крепко вцепилась в мой тщедушный организм и не давала ему работать с нормальной скоростью. Короче, реальность вдруг стала страшно медленной, неповоротливой и тягучей.
– Сто-о-ой! – загудел Федя протяжным ревуном грузовой баржи, открыл правую заднюю дверь, медленно выползая из салона.
Я помотал головой, пытаясь обрести четкость панорамы. Взор застилала красная пелена, фигуры младогорцев на террасе и около расплывались, а местами даже раздваивались, в ушах ритмично и надсадно молотил не желающий набирать скорость пассажирский литерный...
Как вообще в таком состоянии можно еще что-то делать? Вести машину, выполнять команды, сохранять способность разумно мыслить...
Федя величавой годзиллой доплыл до второго столика (девять шагов от крылечка – я считал), опрокидывая стул, сгреб квадрата за шиворот и поволок к машине.
Э-э-э... Не ожидал!
Думал, будет короткое общение – предложение выйти, или что-то в таком же духе. В случае отказа, возможно – сокрушительный удар, бездыханное тело – на плечо... А квадрат тяжел, да и здоров, как бык, вырубится ли сразу – бес его знает...
Такое я видел впервые в жизни: чтобы человек бежал спиной вперед, под углом в сорок пять градусов (голова на метр опережает ноги), и при этом махал руками, как вертолет лопастями – словно пытался взлететь.
Впрочем, детали я сумел запечатлеть только потому, что пребывал в своем тягучем кроличьем измерении. А на деле все получилось практически мгновенно. Девять шагов туда, девять – обратно, Федя с разбегу вогнал квадрата в салон – как гвоздь забил, живым шурупом ввернулся сам, и трубно проревел:
– Хо-о-оду-у-у!!!
Ходу?
– Хо-о-оду-у-у!!!
Ходу... Ходу... Э-э-э... Это, видимо, какой-то японский хоккуписец?
– Хо-о-оду, б...!!!
А, вспомнил: это надо быстро у...ть отсюда, крол ты наш тормознутый!!!
Я без нужды перегазовал и мы вальяжно отплыли от террасы.
Под колеса (спасибо, ребята!) никто не бросался. Младогорцы в этот момент дружно работали скульптурной группой «удивительное – рядом»: в расплывающемся красном тумане я сумел различить несколько пар находящихся совсем рядом широко раскрытых глаз и ряд разинутых в изумлении ртов.
Как мы добрались до заветного перекрестка, я не помню: все происходило сугубо на автопилоте – но за поворотом мироздание начало постепенно обретать нормальные скорости и ко мне вернулась ясность восприятия.
Федя сидел верхом на квадрате и с методичностью кузнечного пресса долбил его локтем в лицо. Не сказать, чтобы уж совсем с яростью – а как-то по-домашнему, деловито и житейски обыденно, будто капусту в кадушке утрамбовывал.
Зачем он это делает, я не понял, но избитое выражение «результат налицо» в этой ситуации будет как нельзя более уместным: хоть ехали мы и недолго, но лицо нашего пленного уже превратилось в кровавое месиво. Впрочем, это не мешало ему проявлять недюжинную стойкость духа – или упертость, это уж как хотите. Младогорец рычал, аки тигр, и отчаянно оборонялся: одной рукой пытался отжать от себя нашего стального робота-убийцу, а другой с грехом пополам закрывал лицо.
Короче – жуть. Будь я на месте Феди, этот квадротигр давно бы уже сожрал меня живьем, вместе с кроссовками и титановыми пластинами.
– Куда теперь?
– Направо, через двор, – скомандовал Федя. – Там метров через двести сквер – увидишь.
А Федя даже не запыхался: только слегка раскраснелся, да азарта в глазах поубавилось. Ну прямо как гончая. На старте аж светился весь, искрил от предвкушения, а как охота кончилась – потух. Чего теперь искрить: вот она – дичь-то...
Мы миновали просторный двор с кучей припаркованных машин, проехали немного по шоссе и свернули в безлюдный сквер.
Впрочем, не такой уж и безлюдный: на единственной сохранившейся доске разбитой в хлам скамейки томно миловалась юная парочка хлопкоробов. Судя по всему, они пребывали в одном шаге от того, чтобы подарить гостеприимной России еще одного луноликого дворника – или наркокурьера, это уж как повезет.
– Левую дверь открой, – скомандовал Федя, когда мы остановились.
Я вышел, открыл левую заднюю дверь и с сомнением посмотрел на хлопкоробов.
Свидетели, однако.
Федя вывалился наружу и одним рывком выволок из салона утратившего индивидуальные черты лица квадрата.
Почуяв волю, пленный рванулся было в сторону, но Федя мгновенно пресек это поползновение: добротно надел его на колено, а когда тот согнулся, гвозданул локтем промеж лопаток.
Пленный рухнул наземь, скрючился в три погибели и захрипел. Не поверите – но в этот момент во мне шевельнулось чувство сострадания. Как-то все это чересчур, что ли... Ну, не совсем адекватно телефону и полутора тысячам рублей...
– А ну, с...лись отсюда! – лаконично предложил Федя юным хлопкоробам. – Бегом, б...!
Хлопкоробов словно ветром сдуло.
Федя быстро и сноровисто (как будто делал это уже много раз) обыскал пленного и изъял следующие предметы:
– паспорт;
– студенческий билет;
– портмоне с деньгами и кредитками;
– сразу три телефона (один из них – мой!);
– травматический пистолет;
– красивый импортный нож с пружиной и фиксатором.
– Трофеи – в пакет. Паспорт и билет оставь, – распорядился Федя, забирая нож, и ласково обратился к пленному: – Что, козлик, мелкими грабежами промышляешь?
– П...ц вам! – с безразмерной ненавистью прохрипел квадрат, обильно сплевывая кровь. – П...ц вам, свиньи! А тебе, мразь, я лично хребет сломаю!!!
– Какой-то неуместный пафос, – Федя расчетливо пнул пленного в солнечное сплетение – тот опять скрючился и закашлялся, – разрезал ему ремень на брюках, и...
