А Палаш промолчал, но вновь стал бледнеть – как в тот момент, когда решался вопрос, с кем же будет проводиться «процедура».
– По нему определились? – Андрей ткнул пальцем в сторону Яныча, как будто это было нечто неодушевленное.
– Не-а, – покачал головой Федя.
– Ну так определяйтесь.
– В принципе, он для нас неопасен, – сказал я. – Так что можем и отпустить.
– Да, это правильно, – торопливо закивал Яныч. – Я совершенно неопасен. Я все понимаю, умею держать язык за…
– Заткнись, – буркнул Андрей. – То есть он вам не нужен?
– Не нужен, – подтвердил Федя.
– Хорошо.
Андрей наметанным глазом оценил обстановку, вытащил из плотницкого набора молоток и топор и положил на стол.
Интересно…
Затем он освободил от наручников своих приятелей и снабдил их инструментом: топор дал Палашу, а тяжелый молоток на длинной ручке вручил Нюрнбергу.
– Ну и на хера мне это? – пожал плечами Нюрнберг.
– Сейчас скажу… – Андрей обратился к Ленке: – Можно камеру на пару минут?
– Держи, – Ленка протянула камеру. – Только осторожнее, вещица дорогая.
– Я умею обращаться, – успокоил Андрей.
Включив камеру, он взял ее в левую руку, а правой достал из-за пазухи пистолет и направил на своих приятелей.
– Не надо, – тихо попросил Палаш. – Андрюха, это… это неправильно…
– У вас есть выбор, – отчеканил Андрей. – Сдохнуть самим или убить вашего босса. Считаю до трех, потом стреляю.
– Вы обещали! – тонко крикнул Яныч. – Вы дали слово!
– Да, я видел запись, – кивнул Андрей. – Но они к тебе и не прикоснутся. Тебя убьют твои рабы – они слова не давали. Раз!
– Пожалуйста!
– Два!!
– Не, ну вас в ж… – Ленка стремительно вышла и прикрыла за собой дверь.
– Три!!!
Андрей прицелился в голову Нюрнберга и взвел курок.
– С-сука!!! – утробно всхлипнув, Нюрнберг неловко вскочил и, подволакивая раненую ногу, устремился к Янычу. – Да на х… ты нужен, чтоб из-за тебя подыхать, тварь…
– Не надо!!! Ребята…
– Хрясть!!!
– А-а-а-а!!!
Андрей перевел пистолет на Палаша – тот втянул голову в плечи и поспешил присоединиться к подельнику…
Глава 8
– Долго возились?
– Да, прилично. В самой бане недолго, буквально за час все оттерли. А вот на месте уже ковырялись до посинения. Земля мерзлая, двоих припрятать – не шутка. Серый – в смысле, Нюрнберг, трижды отключался, так что пришлось за него копать…
– Погоди… В смысле – «двоих припрятать»?
– Ну ты даешь… А «связной», которого вы в кладовке закрыли? Дим, ты что, забыл про него?!
– Гхм-кхм… Да нет, я помню… Просто…
А ведь и вправду забыл. Мы вчера так поспешно распрощались, на фоне забрызганной кровью стены и подступающего безумия в глазах приятелей Андрея, что толстяк-связной у меня просто из головы вылетел. И что удивительно, ни Федя, ни Ленка, ни юнги о нем не вспомнили.
Просто какая-то массовая амнезия.
Наверное, вот так нормальные преступники, попавшие в похожую передрягу, и садятся на пожизненное. Одного приговорили, а второго забыли в кладовке. А он потом всех сдал.
– Да уж…
– Что?
– Да нет, ничего… Как самочувствие?
– Жив, как видишь. Не ранен. Нормально.
– Самочувствие – это не только физическое состояние.
– Дим, мне доводилось убивать людей и ранее. Так что, если ты об этом, угрызений совести я не ощущаю. И вот еще что: если тебя интересует, удовольствия от этого я не испытываю.
– Да нет, про это вообще речь не идет…
– Дим, я все понимаю. Убийство – это ненормально. Это неприятно и страшно. В таких случаях я всегда тщательно все взвешиваю. И если есть хоть один вариант из ста избежать этого, я такой вариант использую.
– Вчера не было?
– Нет.
– А просто не «светиться» и выложить запись показаний Яныча в Сеть? Нам без разницы, а ты бы вообще остался за кадром.
– А результат? Да, Серый с Олежкой спрыгнули бы с «темы». Если бы успели. Потому что дальше, отпусти мы оттуда всех живьем, события развиваются так: Яныч докладывает боссу, и тот мгновенно принимает меры. Меры могут быть разные, но наиболее простые вот: команда – исполнение, через три дня пышные похороны Сереги и Олега и вопль по всем СМИ о том, что «Русский Трибунал» – кровавые ублюдки, переквалифицировались на провокации против молодежных «движух» и мочат их лидеров.
– Думаешь…
– А чего тут думать? Это самое простое и всем понятное. Это само напрашивается. А босс Яныча – он мастер, судя по всему, так что наверняка может придумать что-то позамысловатее. Что именно, сказать не берусь. Я не мастер. Результат? Яныч гуляет. Пацанов исполнили. Очень скоро их место занимают другие. И наши ребятишки опять с энтузиазмом лупцуют друг друга. Дим, а зачем тогда мы вообще в эту баню ходили?
– Да уж…
– Дим, я понимаю. Неприятно. Толстяк – вообще вроде безобидный, да? Вариант номер два: Яныча валим, оставляем его. Он пацанов знает. Их очень быстро берут в оборот. Пацаны знают меня. Завтра мои родственники сидят у них в яме, я выхожу с поднятыми руками, без оружия. Нормально?
– Да все понятно…
– Ну вот, видишь. Первый вариант: ноль. Второй: минус один. Если только один… Так что, извини, нет других вариантов. И вот еще что… Дим, это война. Яныч и толстяк – это не простые «гражданские». Это солдаты вражьей армии. И они свой выбор сделали осознанно. Так что – нет, душа моя неспокойна, я совершил зло и знаю, что это неправильно. Но у меня не было другого выбора…
* * *
Утро, тринадцатое января, мы с Андреем сидим в его «BMW X5» на бульваре Кукловодов и поочередно любуемся в бинокль на парадный вход «Зари Востока».
Федя на встречу не поехал, сославшись на простуду и головную боль. Для тех, кто Федю знает, такое заявление может быть оправдано только в том случае, если его с размаху ударили кувалдой по черепу (причем бить должен умелый молотобоец), а потом часа три-четыре держали в проруби в самый разгар крещенских морозов.
Феде неприятно встречаться с Андреем после вчерашнего. Нет, он это не озвучивал, но и так ясно: я умею без слов улавливать умонастроение моего большого железного брата. Просто развязка вчера получилась очень даже неожиданная для всех нас. После откровений Яныча мы почему-то были настроены благодушно и полагали, что все закончится вполне мирно…
