— Твою мать… — растерянно пробормотал Иван. — Опять, что ли? Где они вас берут, бля? Штампуют?.. Ну-ну, отвали! Никуда я не собираюсь. Поздно уже — отдыхать пора. И курить не хочу. — И он демонстративно пошел к топчану, на котором тут же развалился, изобразив томный отдых. Вскоре глаз отлип от отверстия в двери — раздались мерные шаги по коридору. Шесть туда — шесть обратно. Никаких отклонений.
— Робот, — констатировал Иван. — Зомби недоделанный…
Полежав несколько минут, он начал прислушиваться, пытаясь по характерным звукам определить, куда это он угодил. С улицы не доносилось ни малейшего шума. Свет падал на пол камеры от фонаря, ободок которого с трудом просматривался сквозь зарешеченное оконце под самым потолком.
От пола до оконца — немногим более двух метров. Металлическая мелкоячеистая решетка — черт знает из каких соображений: в оконце не протиснулся бы и ребенок. А что там — за окном? Ну-ка, ну-ка…
Медленно поднявшись с топчана, Иван, по-кошачьи ступая, приблизился к стене. Бесшумно подпрыгнуть, подтянуться, уцепившись пальцами за острый выступ подоконника, и заглянуть в оконце — все заняло у него не более двух секунд. За оконцем он не сумел рассмотреть ничего примечательного — разве что освещенный фонарем фрагмент высоченной бетонной стены с колючей проволокой поверху, в три ряда…
Секунду спустя едва ли не с большей поспешностью наш исследователь отпрянул назад и, не заметив как, оказался стоящим на топчане, прижавшись спиной к стенке.
За решеткой раздалось тихое шипение — вернее, злобный мелодичный свист.
Пленник судорожно вздохнул и отер мгновенно проступивший на лбу холодный пот.
— Вон вы как, дегенераты… — Он с ненавистью зыркнул на возникший в дверном отверстии глаз. — Хорошо, блин, что решетка мелкая! Ну, я вам это припомню как-нибудь…
С наружной стороны у окна что-то прошуршало, опять послышалось шипение, затем все смолкло.
Таким вот своеобразным способом: стремительно, веретеном сбоку, без предупреждения — могла атаковать только гюрза. С этими вредными гадинами Иван нередко сталкивался в горах солнечного Кавказа и достаточно хорошо изучил их скверные манеры. Однако, леший ее задери, как она могла оказаться здесь, в центре России, на территории региона, где никогда не было ничего страшнее ужей и полудохлых обленившихся гадюк?! Поистине — загадка природы…
Бессонная ночь не прибавила пленнику привлекательности. Он выглядел мрачно-помятым, его заросшее щетиной лицо, и в лучшие-то минуты не располагающее к откровенности, сейчас вообще не оставляло надежд на моментальное обретение душевного консенсуса с кем бы то ни было.
— Хочу есть, хочу мыться и… домой хочу, — выпалил Иван бесстрастной физиономии, что заглянула на рассвете в дверь камеры. — Никуда не пойду, пока не удовлетворите все запросы. Вопросы?
Физиономия реагировать на запросы не сочла нужным она моментально усугубилась баллончиком «Черемухи» и бесцветным голосом распорядилась:
— У тебя есть минута, чтобы надеть вот это. — В камеру влетели наручники и хромированные ножные кандалы. — Наручники — в положении «руки за спину». Не наденешь пускаю газ, — и дверь опять захлопнулась.
— Совсем офуели, зомби фуевы! — обиделся Иван. Чтоб я сам себя в кандалы заковал? Ну вы, блин, даете! — Однако же не замедлил выполнить распоряжение, памятуя о скверных манерах персонала. Убедившись, что пленник воспользовался предоставленными ему аксессуарами, в камеру вошли трое стандартных «шкафчиков» с безжизненными взглядами и придирчиво проверили, насколько надежны путы, лишающие Ивана подвижности. Затем ему на голову натянули лыжную шапку и куда-то потащили.
— А мне и в шапке нормально, — из вредности сообщил Иван, когда его завели в какое-то помещение, усадили на что-то мягкое и потащили шапку с головы. — Не дует, блин…
Осмотревшись, он обнаружил, что находится в просторном кабинете, расположенном в полуподвальном помещении — высокие сводчатые окна снаружи на три четверти закрывали бетонные короба. Верхние части окон, возвышавшиеся над поверхностью земли, были забраны решетками. Интерьер кабинета особым изыском не отличался, но и пенитенциарных мыслишек не навевал.
— Нет, не тюрьма, — решил Иван. — Скорее на больницу похоже, — и соизволил наконец обратить внимание на своего визави.
Сидящий напротив человек тоже некоторое время изучающе рассматривал пленника, затем как-то неопределенно хмыкнул и, как показалось Ивану, с некоторой долей презрения пожал плечами. Иван тоже ответно хмыкнул, но презрительно плечами пожимать пока что не стал: судя по тому, как доставившие его в кабинет заторможенные «шкафы» наблюдали за выражением лица хозяина кабинета, этот дядечка был здесь самым главным. А еще в Ивановом черепе — неоднократно битом и оттого чрезвычайно чувствительном к малейшему проявлению опасности — внезапно возникло странное подозрение. Показалось вдруг Ивану, что этот странный дядечка обладает неограниченной властью над этими тупоголовыми здоровяками и одним мановением мизинца может подвигнуть их на любые непредвиденные гадости.
— Я тоже рад вас видеть, — вяло сообщил Иван, прискучив дожидаться, когда с ним соизволят начать беседу.
— Доброе утро, милейший… эмм… Иван Николаевич. Приношу свои извинения за то, что пришлось вас стреножить. Это — чтобы вас не мучили дурные мыслишки насчет побега. То есть наслышаны о ваших выдающихся физических параметрах. Ага… Ну, без обиняков — к делу. Итак, вы — Иван Николаевич Андреев. Я ничего не путаю?
— Может быть, может быть, — хмуро пробормотал Иван. — А с кем имею честь, простите? А то как-то нехорошо получается — вы меня знаете, а я…
— Давайте сразу условимся, молодой человек, вопросы здесь задаю я, — прервал хозяин кабинета. — Во избежание каких-либо эксцессов. Ферштейн?
— В таком случае предупреждаю: без адвоката и представителя независимой прессы разговаривать с вами не буду, — твердо сказал Иван и неуверенно добавил:
— Поскольку состою на государственной службе и не собираюсь разглашать сведения, содержащие служебную тайну. Доступно?
— Фи-и-и… Какое неуместное позерство! Какой ненужный апломб, молодой человек… — Собеседник Ивана поднялся из глубокого кожаного кресла и принялся медленно расхаживать по кабинету, потирая ладошки. Роста он был гораздо ниже среднего, сухощав, ликом нехорош, плешив чрезвычайно и… короче, не буду вас интриговать и далее — Пульман это был. Адольф Мирзоевич собственной персоной. «Шкафчики» поедали хозяина мертвыми взорами, и тому вскоре это надоело — сделав отмашку от ширинки в направлении входной двери, он барственно распорядился:
— Прочь пошли! За дверью ждать! — «Шкафчики» дисциплинированно удалились, аккуратно притворив за собой дверь.
Иван несколько приободрился и повеселел. Если хозяин кабинета подойдет достаточно близко, можно будет молниеносно вскочить и одним ударом головы в переносицу завершить общение. А потом посмотреть, что из этого получится.
Заметив нездоровый проблеск в его глазах, Пульман нахмурился, удалился в противоположный конец кабинета и встал напротив окна, чтобы уличный свет мешал его рассматривать.
