Немного подождав, не будет ли еще попутчиков, с грехом пополам двинулись. Очень скоро пассажир пожалел, что рискнул воспользоваться услугами столь выдающегося образца отечественного автомобилестроения. Передвижение ветхой лайбы сопровождалось ужасающим воем грозящего скоропостижно развалиться двигателя, ритмичными хлопками незакрывающегося багажника и душераздирающими взвизгами цеплявшего каждую колдобину днища.
— Слышь, дед, неужели к тебе кто-то еще садится? — досадливо поинтересовался Руслан, с трудом перекрикивая звуковое сопровождение. — Она ж в любой момент развалиться может!
— Не нравится — слазь, — насупился дед и, выдержав паузу, подозрительно спросил:
— А ты к кому — в Солнечный? Я сам Троицкий, почитай, всех в Солнечном знаю.
— К Софье Петровне Федоровой! — прокричал пассажир в ответ. — Племяш. Вот — в гости еду.
— А-а-а! Теть Сони, продавщицы! Ясно… — Дед мимоходом взглянул на попутчика и с сомнением помотал головой. — А я тебя чтой-то не припоминаю, лазутчик… Ты чей будешь?
— Ануфриева Сидора сын! Я давно у вас не был — тебя вот тоже не помню… А тетя Соня до сих пор торгует? Она ж старенькая!
— Торгует — что ей станется… Давно не был, говоришь? Значит, многое не знаешь! — Дед, оставив свои подозрения, начал вдохновенно орать последние новости и вскоре выдал на-гора кучу информации самого разнообразного свойства. К концу пути пассажир пребывал в состоянии полнейшей осведомленности относительно самых интимных сторон здешней жизни, которые его совершенно не касались.
Высаживая клиента в пункте назначения, владелец авто-чуда назвал свой адрес и пригласил забегать на пузырек. От денег, однако, отказываться не стал — бизнес, он и в Африке бизнес.
Тетка Соня, экстренно вызванная из магазина соседскими пацанами, сначала повела себя нехорошо — долго не желала узнавать племянника.
Подслеповато щуря бесцветные глаза, она прикладывала к уху ладошку и по несколько раз переспрашивала данные, подтверждавшие идентичность приезжего ануфриевскому роду.
— У вас тут что — всеобщая шпиономания? — досадливо пробурчал Руслан. — В кои-то веки родственная душа пожаловала, так нет — все выспрашиваете да пытаете…
Посомневавшись еще какое-то время, бабка наконец решила признать племянника — заохала, запричитала, прослезилась даже — так, оказывается, обрадовалась. Что не помешало ей вскользь поинтересоваться, имеет ли племяш наличность и не собирается ли, часом, вскарабкаться на ее многострадальную дряблую шею.
Узнав, что он ненадолго: навестить родные края, отдохнуть на природе, расслабиться, так сказать, да и материально чуток поддержать родственницу, бабуська чрезвычайно возрадовалась и окончательно успокоилась.
Тут Руслан приступил к последнему этапу знакомства, который, как оказалось, следовало без переходного периода поставить во главу углу: извлеченные из объемной дорожной сумки подарки, припасенные как раз для такого случая — шаль, конфеты, духи и бесхитростная бижутерия — с буйной силой всколыхнули чувство родственной приязни и укрепили его бесповоротно.
— Пашок! Пашенька! — нежно зашептала бабка, крепко обнимая «племянника» и с любопытством поглядывая через его плечо на сумку, из которой были извлечены подарки. — Совсем как батянька твой, царствие небесное. Добрый да чуткий…
Руслан одними губами ухмыльнулся — судя по материалам дела, папенька Павла был конченым алкашом, дебоширом и всячески терроризировал близких — именно поэтому родное чадо удрало в Москву в поисках лучшей жизни. В данный момент, однако, вспоминать сие было неуместно — сами понимаете.
Немного дав остынуть всплеску родственной любви, бабка сделала деловое лицо и без обиняков перешла к административной части:
— Располагайся как дома, отдыхай. У нас тут хорошо. В сарае есть старый самогонный аппарат — если занадобится…
— Помилуй бог, тетя Соня — вы что? — искренне удивился Руслан. — На дворе девяносто восьмой, кто ж сейчас гонит? Сами в магазине работаете — наверняка водки завались…
— То-то и видно — давненько ты из города не вылазил, — погрозила пальцем тетя Соня и зачастила скороговоркой:
— У нас, почитай, всем зарплату сахаром дают — вот и гонют. Денег-то нема на нее, родимую… В общем, пока отдыхаешь да расслабляешься, поправишь мне забор, крышу подлатаешь, колодец сгнил, черт бы его побрал, а денег нема на новый сруб… Или ты по бабам намылился? Так у нас тута никого нету — одни старики остались, да «новые» эти наезжают — вон, на отшибе, дач понастроили…
— Я обязательно вам помогу, — успокоил ее Руслан. — Вы мне только баньку затопите и идите работать — я тут сам…
После непродолжительного наставления относительно некоторых особенностей домашнего хозяйства, настоятельно необходимых для отбившегося от рук горожанина, бабка затопила баню и отбыла в магазин, прихватив с собой подарки — не иначе как похвастать перед подружками.
Руслан вскарабкался на прогнивший колодезный сруб, приложил ладонь к бровям и обозрел округу. Дом стоял на бугре, и обзор был просто великолепный — не в плане изящества архитектуры, а в смысле прекрасной просматриваемости местности. Серые, покосившиеся от времени домишки, окружавшие усадьбу тети Сони, глаз не радовали и наводили на самые грустные мысли о бренности человечьего бытия. Новехонькие дачи, пристроившиеся к окраине поселка аккуратной шеренгой, выглядели здесь чужеродными элементами, наглядно подчеркивающими нищету и ненужность забытых детей эпохи социализма. Вот они — хозяева жизни. Остальные — быдло и серость…
— Вот ты и легализовался, Рустик, — угрюмо поздравил сам себя агент. — С сельской жизнью тебя, старик…
3
На ночные звонки Пульман реагировал болезненно. Став большим человеком, он строил свою жизнедеятельность таким образом, чтобы все дела завершались к 18.00. После указанного часа никто не имел права беспокоить доктора — окружение прекрасно знало это правило и остерегалось его нарушать без крайне уважительных причин. Таковых причин могло быть две: либо безотлагательное сообщение о готовящемся покушении на жизнь «обожаемого» властелина, либо чудовищный провал какого-нибудь крайне важного мероприятия, чреватый непредсказуемыми последствиями.
Поэтому когда в роскошном люксе гостиницы «Ростов» во втором часу ночи раздалась препротивная телефонная трель, Адольф Мирзоевич привскочил на кровати и ощутил, что сердце бешено колотится о грудную клетку, обещая в любой момент выпрыгнуть наружу. Номер телефона в ростовском люксе знал только Бабинов, а звонить он мог лишь при крайнем осложнении ситуации.
Медленно встав с кровати, Пульман не спеша отправился к холодильнику, игнорируя настойчивую трель, достал бутылку минералки, наполнил стакан и медленными глотками осушил его. Сердце бухать перестало — Адольф Мирзоевич стремительно прокрутил в своем уникальном аналитическом устройстве все возможные варианты осложнений, остановился на трех самых пакостных и пришел к выводу, что все они вполне разрешимы.
