Вот тогда мои демократы кое-что поняли. Только поздно было. Крик «На Восток!», обещание всем гонконгской электроники и каждой русской семье по «тойоте» сделали свое дело. Обещания по поводу хлеба, сахара и водки довершили все дело…
О, мои доверчивые умные дурачки! Когда пошел третий месяц царствования Этого Господина, а мировая война все еще не началась, благонамеренные в ДА вместе с мосье Воскресенским снова подняли свои приплюснутые головки. Дескать, Лерочка, все оказалось не так и страшно. Трамваи ходят, телевидение работает, газеты шустрят себе. Копошится Дума.
Не торопитесь, сказала им я. Потерпите. БУДЕТ страшно.
Они опять не поверили или оробели.
Поверил безоговорочно только один Андрей – самый тихий и молчаливый мальчик, в нашем Дем.Альянсе. После очередного моего выступления на Пушке он вдруг подошел ко мне и деловито спросил: «Когда начнем?»
Глава 8
ТЕЛЕЖУРНАЛИСТ ПОЛКОВНИКОВ
У нас в Останкино коридоры не кончаются стенкой. Они кончаются дверью какого-нибудь эфирного начальника. Самый длинный коридор заканчивался дверью самого большого начальника. Императора всея эфира, царя черно-белого и цветного изображений и прочая, и прочая. Вот в эту дверь я и влетел на полном ходу. Практика показывает, что мимо Аглаи в приемной надо пролетать на сверхзвуковой скорости. Пока ушки ее обнаружат какое-то незапланированное шевеление в комнате, пока она всплеснет своими приклеенными ресницами, пока губки ее сложатся в привычную фигурку «Его-нет-на-месте-зайди-попозже», – ты уже преодолел дверь кабинета и застал родимого начальника за привычным мазохистским занятием. То бишь за изучением новой сетки вещания, сопровождаемым попытками прикинуть, сколько журналистов при новом раскладе обзовут тебя сволочью.
Я плюхнулся в кресло, не дожидаясь приглашения, и сопроводил эту процедуру таким шумом, что даже прилежный мазохист был бы вынужден оторваться от своего увлекательного занятия.
Вот и наш любезный Александр Яковлевич поднял голову и поглядел на меня с веселым интересом.
– Что за безобразие! – крикнул я прямо в честные глаза начальника.
Милейший Александр Яковлевич хмыкнул:
– Все воюешь, Полковников? Ну, быть тебе скоро Генераловым.
Я вздохнул и перевел дыхание. Фамилия моя, конечно, военная, зато профессия совершенно мирная. Я беру интервью. Один раз в неделю, по сорок пять минут. Программа моя называется «Лицом к лицу». Завистливые коллеги называют мою программу «Допрос третьей степени» и одновременно удивляются, как, мол, при таком моем зверском отношении к собеседникам у меня от этих именитых собеседников отбою нет. А они со своих гостей пылинки сдувают, мух от них отгоняют, вопросики задают исключительно приятненькие, с двойной гарантией… а несознательный клиент прет ко мне. Наверное, массовый клиент наш, как и мой босс Александр Яковлевич, тоже немного мазохист. Любит, голубчик, чтобы хоть кто-то его в глаза назвал сволочью. Причем я, прошу заметить, никаких таких грубых слов не употребляю. Я – вежливый следователь. Мои гости сами знают, что чистосердечное признание смягчает вину.
В данный момент я ожидал чистосердечного признания от своего босса и имел все основания обойтись без своей экранной корректности.
– Мне что, можно уже заявление писать? Так, что ли?
Лицо Александра Яковлевича слегка затуманилось.
– Не кипятись, Аркаша. Спокойнее. В чем дело-то?
Я разозлился уже по-настоящему. Если бы он знал, как долго я подбирался к Дроздову, как заманивал. Дроздов был не из обычных клиентов-мазохистов. Командующий Таманской дивизией, он не тронул Белый дом в августе и брал в октябре. В октябре ему чуть не прострелили легкое, а в декабре уже чуть не отставили с треском за громкую аморалку – генерал-вдовец вдруг отбил молодую жену у начальника Московского военного округа. Ходили слухи, что только наш прежний президент предотвратил скандал, будто бы заявив спикеру Думы: «Крови Дроздова хотите? Не выйдет! Я вам его не отдам…» Впрочем, возможно, ничего такого тогдашний президент не говорил, однако же комдив уцелел и до сих пор комдив. Как ему удалось удержаться, я и хотел выяснить. И вот запись нашей беседы точно должна была состояться сегодня, еще полчаса назад. До начала я не решил, буду ли я его спрашивать об августе, зато уже знал, что обязательно подкину ему вопросик о декабрьском скандале…
Как же, подкинул один такой. Мало того что запись не состоялась, в сегодняшней вечерней сетке я вообще не нашел «Лица к лицу». На этом самом месте появился какой-то «Художественный фильм».
Примерно все это я и изложил своему начальнику. Можно подумать, что сам он не знал, кто такой Дроздов, и изменения в программу вносил какой-то посторонний дядя. Такой, знаете ли, зловредный мистер Хайд Александра Яковлевича.
– Ну, что ты сразу – заявление, заявление? – покачал головой Александр Яковлевич. Сейчас он пребывал в фазе доктора Джекила. – Ты тут совершенно ни при чем. Просто обстоятельства так складываются…
– Ага, – желчно сказал я. – У генерала Дроздова насморк. И чтобы он не дай Бог не чихнул на меня, он решил чихать на всю передачу. Это вы все-таки поосторожничали, да?
– Вовсе нет, – мягко сказал мой шеф. – Мне тут звонили из штаба округа. Сказали, что он не может приехать. Какие-то у него дома неприятности…
Последние слова мне крайне не понравились. В том давнем августе все мои репортерские попытки достучаться до кого-то из военных пресекались все теми же отговорками насчет срочных личных проблем.
– Вы сами-то этому верите? – прямо спросил я у своего босса.
Тот изобразил на лице свою любимую гримаску, означающую что-то вроде да как тебе сказать… Вслух же заметил наставительно:
– Не паникуй раньше времени, Аркаша. Поставим давай сегодня кино, а за неделю отыщешь ты своего Дроздова. А я тебе студию дам в любой день и час. От «Новостей» оторву, а дам. Идет?
Отступать было унизительно, однако передача уже была сорвана, и я не стал торговаться. Это его обещание я ему припомню потом.
– Променяли вы меня, Сан Яклич, на какое-то глупое кино! – произнес я с напускной грустью в голосе, но в то же время как бы и всерьез. – Фильм-то хоть хороший? Или, как всегда, мыло оперное?
– Нет-нет, хороший! – ответил мне Александр-свет-Яковлевич с долей некоего удивления в голосе. – Очень приличный. Я давно заказывал что-нибудь американское, только не безмозглый боевик. И вдруг на сегодня дали. Это, Аркадий, современная классика. Картина Оливера Стоуна.
– А как называется? – спросил я без особого интереса. Так, для порядка.
– «Выстрелы в Далласе». Фильм про убийство Кеннеди.
Глава 9
МАКС ЛАПТЕВ
Я не стал вызывать машину, а просто сел в метро на Лубянке и доехал до «Профсоюзной», где снимал квартиру агент «Кириченко». В этом районе Москвы в два часа пополудни было довольно пустовато. Рука нового столичного градоначальника, лихорадочно подрумянивавшего Москву к завтрашнему приезду дорогих гостей, не добралась до этих районов. Армии дворников не мели улицы, поливальщики не поливали, штукатуры не подкрашивали облупившиеся фасады. Пахло сиренью и помойкой. Близ кинотеатра «Тифлис» (бывш. «Тбилиси») вяло кучковалась молодежь: в фойе работали игральные автоматы, и, при сильном напряжении сил, можно было заработать на призовую игру и бутылочку пепси.
