– Ваня, привет, – донесся до меня голос президента. – Как прошли переговоры с Роршаком? Вы уже согласовали кандидатуру?
– Да, Павел Петрович, здравствуйте, мы согласовали, все вроде бы нормально… – В каждое слово я постарался добавить по ядовитой капельке сомнения. Глава государства обязан был сам, без моего нажима, заподозрить что-то неладное. – Я предложил Васютинского, мистер Роршак от имени Фонда не возражал…
Последнее слово я произнес с еле заметной повышенной интонацией, чтобы фраза повисла в воздухе. У хороших актеров тональность речи и длина пауз между словами нередко важнее слов. Мне, конечно, далеко до Лоуренса Оливье или Смоктуновского, но с азами я знаком: в какой-нибудь провинциальной антерпризе мог бы, пожалуй, вытянуть трехминутный этюд «Беспокойство».
– Что случилось, Ваня? – Президент уловил мою тревогу.
– Нет, ничего серьезного, Павел Петрович! – Я добавил в свой коктейль каплю нарочитой бодрости. – Так, ерунда… Это ведь не моя прерогатива. Моя сфера – кадры, а не безопасность…
Оба-на! Не найдется еще в мире такой босс, который бы сошел с этой интересной темы, не потребовав объяснений. Тем более, если босс по молодости лет отпахал немалый срок в мексиканской резидентуре ПГУ КГБ СССР. И при слове «безопасность» у него в мозгах моментально загорается красная лампочка.
– Погодите, Ваня. – Президент легко поймал мою наживку. – Вы их подозреваете в чем-то определенном? Вы что-нибудь заметили?
– Я, Павел Петрович, не имею никакого права никого и ни в чем подозревать, – изобразил я отступление назад. – Мало ли что мне в разговоре почудилось? Я же не специалист в таких делах.
– Нет уж, вы договаривайте, Ваня, договаривайте. – В президентском голосе я почувствовал нетерпение. – Не хотите же вы сказать, что Фонд Пола Гогенгейма, эти меценаты с вековыми гуманитарными традициями, с филиалами по всему миру…
Чертовски приятно покупать человека за его же деньги! Думаю, глава государства втайне хотел бы услышать слова, которые я ему сейчас впарю. Он и сам бы их первым высказал вслух, но ранг мешает. Взрослому и ответственному Юпитеру нельзя изронить с вершин то, что можно брякнуть молодому безоглядному бычку.
– А почему нет? – сыграл я в откровенность. – Подумаешь, Фонд! Тоже мне, священная корова. Да любая фирма с международными филиалами, даже «МакДональдс», может быть ширмой. А на негосударственных конторах пробы негде ставить, жук на жуке сидит. У всех этих экологов-политологов без границ есть двойное дно. Скажем, «Freedom House» возглавляет Вулси, который когда-то служил в Лэнгли… Я, Павел Петрович, не сторонник теории заговора. Наверное, вымирающим животным или музеям все они тоже помогают. Но поверить в сугубо гуманитарную миссию того же Фонда Гогенгейма я не могу, увольте. Вы-то лучше меня представляете, чем могут заниматься люди вроде Роршака. По мере развития демократии информационная борьба за умы только обостряется.
– Думаете, они из ЦРУ? – мечтательно спросил президент.
Я не привел ни единого аргумента, а Павел Петрович уже клюнул на чужеземные происки! Как глава государства и человек неглупый, он, разумеется, понимал, что уже лет двадцать мы никому задаром не нужны. Но сердце разведчика стучит в ритме бдительности. Если он сам занимался подобными штучками, почему другие не могут?
Старик Серебряный рассказывал мне о том, как в Мексике теперешний президент работал под крышей советско-мексиканского общества изучения ацтекской культуры. И изображал из себя спеца по их богу, Пернатому Змею – Кетцалькоатлю. На это место его взяли потому, что молодой Павел Петрович единственный во всей резидентуре мог выговорить длинное слово без запинки…
– Вряд ли именно ЦРУ, – усомнился я. Крайне осторожно. Пора было сдать назад, не делая при этом резких движений. Одно дело – оттеснить конкурента, другое – получить себе на хвост ораву эфэсбэшников. – Мало ли рычагов у Госдепа?
– Вы правы, Ваня, их немало, – задумчиво проговорил глава государства. – Этот Роршак, сдается мне, тонкая штучка, а цэрэушники по всему миру работают слишком топорно. Помню, в Гвадалахаре, в баре, подсаживается ко мне один индеец навахо. С виду обычный индеец. Грязный, небритый, но с таким гарвардским английским… – Похоже, мыслями Павел Петрович унесся далеко, во времена своей бурной шпионской юности. – Так вы полагаете, Ваня, сейчас нам не стоит подключать контрразведку?
Вот он – наилучший момент задвинуть Голубева! Чтоб не мешал. Толкаем его плавно, деликатно, ненавязчиво, почти как родного.
– Я очень уважаю генерала Голубева. – сказал я. Мне даже не понадобилось лукавить при этих словах: старых змеюк и вправду надлежит чтить. Не выпуская из террариума. – Он отличный работник, высокий профессионал, но… Все эти крики об агентах, о шифровках в зубных пломбах, о радиопередатчиках в биг-ма-ках – немножко прошлый век. Если уж та сторона работает тонко, то и нам надо тоньше. Не будем суетиться. Фонды надо выдавливать без шума. Если захотите, я этим Роршаком вместе с его Гогенгеймом сам займусь. Сделаем все по-тихому на личных контактах…
– Да-да, – согласился президент. – Лучше всего без скандалов. Они так утомляют, эти скандалы. Сделайте тихо, культурно, как вы умеете… И спасибо, Ваня, вам за то, что вы не стали скрывать своих сомнений. Далеко не всякий на вашем месте решился бы…
И тебе спасибо большое, Ганс Христиан Андерсен, мысленно произнес я, вешая трубку обратно на аппарат с золотым орлом. Уже второй раз за сегодня покойный датчанин крупно выручал меня. Благодаря еще одной его сказочке к нам, молодым наглецам, прислушиваются сегодня даже короли. Причем не только голые.
Я встал с кресла, помассировал затекшую шею, профилактически попрыгал на правой ноге, затем на левой и отправился в свою кладовку – разыскивать наследство Виктора Львовича. Теперь, когда хитрец Роршак перестал быть помехой, а Голубев остался в своем террариуме, я мог просмотреть файлы насчет бесценного старья товарища Парацельса. Надо же прикинуть, откуда золото в этой рыбке, сколько его, какой пробы и почем сегодня унция.
Зеленый картонный ящик нашелся быстро, диск номер девять втянулся в матовый бочок ноутбука и через секунду экран приказал мне: «Enter password». Ах да, старик говорил мне, что диск запаролен. Каким же, черт, латинским словом он запер базу данных? Я был уверен, что оно мне не пригодится, а потому не потрудился запомнить. Culinaria? Culinaris? Culinarius?
Может, Серебряный в ЦКБ уже пришел в себя? Я набрал служебный номер Дамаева и несколько секунд вслушивался в длинные гудки.
Судя по всему, Рашид Харисович честно отработал смену и, как обычно, умотал играть в карты. И пускай, решил я, желаю ему выиграть сто рублей. А я как-нибудь справлюсь без подсказок. Выбор невелик – не шесть тысяч комбинаций цифрового замка, а всего одно словечко из трех. Надеюсь, если я разок ошибусь с паролем, программа не выкинет фокуса типа ликвидации файлов.
Я отстучал слово «Culinaris», а в ответ получил «Error». Хорошо, тогда мы добавим ближе к концу слова еще одну букву, чтобы стало «Culinarius»… так подойдет?
