Тем не менее генерал-полковник по-прежнему не произнес ни слова. Очевидно, мою дальнейшую судьбу он уже мысленно решил и теперь просто прикидывал, в какой таре лучше транспортировать порошок, получившийся после мелкого помола Якова Семеновича.
Я поправил на голове чуть сбившуюся генеральскую фуражку и проговорил, стараясь не утерять своего жизнерадостного тона:
– В мистику я, начальник Службы президентской безопасности, не верю. Стало быть, налицо – либо случайное совпадение, либо подлый расчет. То бишь подкоп под нашу Службу и под ее руководителя лично. Мне кто-то намекает, что ему-де известно то, о чем не пишут в газетах… Чья работа? ЦРУ? ОПЕК? Международного валютного фонда? Компании «Ди Берс»? В мире и в стране есть люди, которым я, Анатолий Васильевич Сухарев, стою поперек горла. Надо разобраться, что это за «Тетрис» и зачем такую книгу выпустил… И тут среди действующих лиц возникает некто Штерн Яков Семенович. Частный детектив, спец по книжным делам, Если он по моему настоянию займется «Тетрисом», это ни для кого не будет выглядеть подозрительным. Потому что у них, книжников, – свой мир, свои расчеты, и даже Москва между своими бандочками поделена… Решено! Вызываем Штерна.
При этих словах я скромно встал с места, снял фуражку и с видом артиста поклонился публике. Однако аплодисментов от своего единственного зрителя так и не снискал, потому вновь нацепил головной убор с золотым орлом и сел обратно в кресло.
– Здесь я, генерал-полковник Сухарев, допускаю серьезную ошибку, – объявил я, ровно на две секунды подержав на лице трагическую мину. – Ошибку, в общем-то понятную для любого профессионального хранителя секретов и тайн, но в данном случае – непростительную… Я решаю сыграть с этим Штерном в полную несознанку. Пусть-де пощупает «Тетрис», а для чего – знать ему не обязательно. В ход идет от начала и до конца вымышленная история о проверке «Тетриса» якобы для того, чтобы впоследствии поручить ему переиздание тома «Воспоминаний Президента». Настоящее-то переиздание выйдет у Гринюка во «Времени» и еще не так скоро, а Яков Семенович Штерн – как сказано в его досье – прекратил всякие контакты со «Временем» и с Гринюком по личным мотивам, причем возможность утечки информации по другим каналам исключена… Остроумно? Для любой европейской страны – да и еще раз да. Но мы, как известно, идем другим путем, – я снова снял фуражку, чтобы превратиться из генерал-полковника в Штерна. – У нас, к огромному сожалению, действуют иные законы. У нас легче легкого пропустить нолик или добавить нолик в документах, сопровождающих ценный груз, – и восемь вагонов золотой фольги для «Всемирного бестселлера» издательства «Время» вместо Москвы попадают в Воронеж. А куда деваются другие восемь вагонов, с финской музыкальной сантехникой, – бессильны угадать все разведки и контрразведки мира… Вот почему в один прекрасный день господин Гринюк, наступив на горло собственному гонору, вынужден слезно просить Якова Семеновича Штерна о помощи. При этом мимоходом рассказывая о творческих планах вверенного ему издательства по части публикации мемуаров…
Мне послышалось, будто бы мой единственный зритель в партере что-то пробурчал себе под нос. По-моему, это даже было слово «бардак!». Однако на все сто процентов я уверен не был, а переспрашивать постеснялся.
– В тот же самый день, – я опять-таки надел генеральский головной убор, дабы вернуться в образ Сухарева, – когда Штерн получает свое задание и отправляется его выполнять, случается еще одна мелкая неприятность. Сходит с ума некто Чаплин, получивший от меня приказ понаблюдать за продажей «Ночных монстров Манхэттена» и выяснить, нельзя ли купить весь тираж, от греха подальше. Вместо этого Чаплин почему-то открывает огонь по лотку из автомата, о чем позднее сам и докладывает в порядке субординации и госпитализируется в спецклинике нашего исследовательского центра новых методик, под присмотр врачей и санитаров. Таким образом, майор Чаплин пополняет число бывших сотрудников Службы ПБ, направленных на излечение с диагнозом…
Я не успел договорить фразу. Сухарев встал со своего стула и молча двинулся в мою сторону. К счастью, он не воспользовался белым телефоном прямой связи с Президентом и даже не вознамерился немедленно превратить меня в порошкообразное состояние. Вместо этого он только лишь взял со стола квадратик моего пропуска, разорвал его, вернулся на свое зрительское место и спокойно произнес:
– Продолжай, голубчик, я тебя слушаю… У меня тут же возникло желание почесать в затылке. Что я и сделал, снова освободив голову от фуражки. Нет, пожалуй, я погорячился, решив, что этот генеральский убор сидит на мне как влитой. Фуражка мне все-таки немного мала. Или это голова моя пухнет от волнения.
– Вы, кажется, уничтожили мой пропуск? – полюбопытствовал я, по техническим причинам прерывая рассказ. – Их у вас что, отменили с сегодняшнего дня?
– Да нет, – меланхолично сказал Сухарев. – Просто тебе, Штерн, он не понадобится. У нас в этом здании есть подвал, куда пускают без пропусков. Как говорится, много будешь знать – не успеешь состариться… Ну, так что же ты вдруг замолчал? Продолжай, продолжай, очень интересно. Надевай фуражечку…
Честно говоря, я ожидал от генерал-полковника чего-то подобного. На такой случай у меня была припасена одна домашняя заготовка.
– Анатолий Васильевич, – кротко попросил я, – не затруднит ли вас взглянуть в окошко?
Генерал-полковник не без удивления мою просьбу исполнил.
– Ну, и что там? – осведомился он. – Клены. Дорога. Машины едут… Ничего нового.
– Зачем непременно новое? – Я указал пальцем направление, в котором следовало смотреть. – Есть ведь еще не забытое старое… Видите вон ту длинную черную машину? Людям в ней очень не понравится, если я не выйду отсюда через положенное время…
– И кто сидит в этой машине? Журналисты? – брезгливо спросил Сухарев.
– О, нет, гораздо интереснее, – ответил я. – С прессой вы худо-бедно умеете обходиться, зачем ее лишний-то раз тревожить? В машине, Анатолий Васильевич, находятся наблюдатели от одной неформальной общественной организации. Если точнее, от Совета гауляйтеров. Видите ли, эти господа крайне обеспокоены происшествием на Савеловском и поручили мне разобраться, что за человек стрелял и, главное, кто за ним стоит. Вот мне и пришлось, как арбитру, сообщить гауляйтерам, что все неприятности исходят из этого неприметного особнячка на Сущевском валу… Строго говоря, я ведь не соврал. Чаплин ведь – ваш бывший подчиненный, так?
Сухарев презрительно фыркнул:
– Дурь несусветная! Ваши гауляйтеры – не идиоты, чтобы связываться с нашей Службой.
– Да-да, конечно, – согласился я, – никто бы из них не решился штурмовать, допустим, Кремль. Но ваш-то филиал, как я понял, НЕОФИЦИАЛЬНЫЙ! Поди объясни этим господам, что под вывесками «Ректопласт» и «Редакция журнала „Кузя“ скрывается государственная контора, а не какой-нибудь притон беспредельщиков… Стекла здесь хорошие, прочные, но и гауляйтерам нашим БЕСПРЕДЕЛ невероятно надоел. И, насколько мне известно, тяжелого вооружения у вас здесь нет… Правильно?
Генерал-полковник промолчал. Возможно, он припомнил все, что знает о московской организованной преступности, и прикидывал, сколько бойцов может выставить даже одна «книжная» гильдия.
