— Врешь! — возразила прыщавая по-прежнему недоверчиво.
Я могла бы кое-что рассказать им обеим о сценическом гриме, но Серебряная Куртка бросила на меня озадаченный взгляд. Наверное, решила, что я тоже промышляю их ремеслом и составляю конкуренцию.
Я отошла подальше от них — и от придушенных звуков, издаваемых группой в баре. Чуть в стороне стояли припаркованные машины. Может быть, они принадлежали жильцам верхних этажей над ближайшими магазинами, а может, завсегдатаям «Розы». Вдруг я заметила старую «кортину» с длинной белой царапиной на крыле и подошла к ней.
Таких машин, наверное, целая куча. Но только не в нашем квартале… Я нагнулась, заглянула в салон через окошко и встретилась с выпученными глазами кота Гарфилда на шторке. Пригнувшись ниже, чтобы не смотреть в его протянутые лапы, я разглядела нечто вроде отверстия на том месте, где положено было находиться автомагнитоле. Ничего необычного для большого города. Дворники, антенны, хромированные эмблемы, магнитолы… отсутствие, а вовсе не наличие таких предметов роскоши считается обычным, если вы оставите машину без присмотра.
Несмотря на то что машину можно было назвать развалюхой и ее как будто уже ограбили, наклейка на стекле предупреждала, что в машине установлена охранная сигнализация. Видимо, на одного Гарфилда владельцы не полагались.
Я, правда, знала, что не все наклейки настоящие. Интересно, что будет, если подергать дверцу… Я робко потянулась к ней.
— Фран! — окликнул меня Ганеш. — Зачем ты слоняешься вокруг этой раздолбанной тачки?
Я поманила его к себе. Не говоря ни слова, указала на машину. Когда до него дошло, что означают марка и царапина, я добавила:
— И цвет подходящий.
Ган окинул «кортину» скептическим взглядом.
— Скорее всего, ее владелец живет где-нибудь здесь. — Он показал на окна верхних этажей ближайших к нам зданий. — А тебе когда-нибудь приходило в голову, что, если она все время здесь стоит, Алби мог ее просто запомнить? Когда ему понадобилось описать машину для сказочки, которую он тебе рассказал, он выбрал ее. Это не значит, что на ней уехали похитители.
Но у меня в душе крепла уверенность. Уверенность в том, что машина именно та.
— Ган, это она. Та машина, которую мы ищем.
— Нет, — решительно возразил Ганеш. — Мы ее вовсе не ищем! Ты — может быть. Я — определенно нет.
Мне не хотелось сдаваться.
— Твой приятель Дилип постоянно здесь работает? Если да и если машина принадлежит завсегдатаю, он наверняка тоже ее запомнил. Иди и спроси его!
Ганеш сунул руки в карманы и обреченно зашагал к автобуфету. Дилип успел скрыться в фургоне и готовился к ночному наплыву покупателей. Они обменялись несколькими словами, и Ганеш вернулся:
— Дилип ее не помнит.
— Значит, ее хозяин сейчас в пивной. Давай выясним, кто он!
Ветер усиливался. Он теребил длинные черные волосы Ганеша и стучал по плакату Дилипа, который упал надписью вниз на тротуар.
Гаи нагнулся и поднял плакат. Он установил его между бортом фургона и бордюром, чтобы не падал, и подошел ко мне:
— Что думаешь делать? Проболтаемся здесь до закрытия? Возможно, мы напрасно потратим время, а сейчас холодает.
Я отметила угрожающие нотки в его голосе.
— Если ты не боишься, есть более быстрый способ выманить его оттуда.
— С ума сошла? — Ган пришел в ужас. — Что мы скажем, когда он выбежит из пивной с парой приятелей и обвинит нас в том, что мы пытались взломать его тачку?
— Мы скажем, что увидели, как по улице убегают малолетние хулиганы. Мы просто стояли у фургона с сосисками и болтали с Дилипом. Мы ничего не замечали, пока не услышали шум, а потом увидели шпану.
— Нет! — решительно возразил Ганеш.
Все-таки наклейка оказалась не фальшивой! Развалюха в самом деле стояла на сигнализации, и она сработала, да еще как! Но я не предусмотрела одного. Из-за шума и грохота в пивной воя сигнализации никто не услышал. В результате никто не вышел, чтобы выключить проклятую штуковину.
Зато в окнах квартир ближайших домов стал зажигаться свет. Вскоре разъяренные жильцы, одетые, полуодетые и совсем раздетые, принялись вопить, чтобы кто-нибудь выключил поскорее этот чертов вой.
— Ты все начала, — сказал Ган. — Что теперь будем делать?
Дилип, стоявший за прилавком своего автобуфета, посоветовал:
— Бегите отсюда, и как можно быстрее. На вашем месте я бы так и поступил. Я скажу им, что машину пытались вскрыть малолетки.
Но я понимала, что другой такой возможности у нас не будет. Велела Ганешу подождать, а сама решительно толкнула дверь «Розы».
Зал плавал в клубах сизого дыма; кислорода здесь не было совсем. Стоя на пороге, я не видела стойки. И невыносимо воняло смесью пивного перегара, табака, дешевого лосьона после бритья и пота. Я некоторое время постояла у входа, хватая ртом воздух и вытирая слезящиеся глаза.
Смутно, сквозь густую завесу дыма, я разглядела приподнятую сцену на противоположном конце зала. Там-то и расположилась группа. К счастью, они как раз закончили играть и разбирали аппаратуру. Стены пожелтели от никотина, а тюлевые занавески (да-да, тюлевые, и пусть никто не говорит, что владельцы «Розы» не умеют ценить прекрасное!) давно стали серовато-коричневыми. Ковровое покрытие настолько выцвело, что невозможно было определить, какого оно было цвета и какой на нем раньше был узор. На полу валялись смятые окурки; ковровое покрытие украшало столько прожженных дыр, что хозяева, наверное, перестали обращать на них внимание.
Я бочком пробралась к стойке и попыталась привлечь к себе внимание одного из двух мускулистых барменов — безрезультатно. Оба спешили побыстрее исполнить последние перед закрытием заказы, а я находилась в конце очереди. И потом, в «Розе» не любили, когда женщины подходили к стойке. Здесь уважают традиции. В зале вообще находилось сравнительно мало женщин, да и те немногие были настроены воинственно и хрипло кричали, чтобы их услышали.
На уроках сценической речи первым делом учат не орать. Главное — яркое звучание. На курсе актерского мастерства ставят дыхание, учат искать опору в теле, дышать с помощью диафрагмы… Каждое слово должно быть слышно в последнем ряду галерки.
— Кто хозяин синей «кортины» с царапиной на крыле? — пропела я в лучших традициях шекспировских трагедий. Генри Ирвинг
[2]
бы мною гордился.
Все получилось. Наступила короткая пауза. Все повернулись в мою сторону. Лица в дыму казались мне размытыми пятнами. Один из барменов спросил:
— В чем дело, дорогуша?
Дело не в том, что он меня расслышал. Он не мог поверить, что услышал меня — особенно учитывая мою комплекцию: моя голова едва доставала до барной стойки.
