Я никогда не бывала в церкви Святой Агаты, но могла с большей или меньшей степенью уверенности предсказать, что там увижу. Обстановка оказалась типичной для поздневикторианского периода: дубовые скамьи и столбики с деревянными табличками, на которых написаны номера церковных гимнов, а также бронзовые памятные таблички местных героев. Кругом было множество цветов; они были разложены свободными композициями или собраны в букеты и украшали всевозможные архитектурные выступы и карнизы. Судя по всему, недавно здесь проходило венчание или отпевание. На скамье у прохода стояла пожилая женщина с банкой полироли в руке; она энергично начищала тряпкой одну из бронзовых табличек. Чуть дальше, у алтаря, еще одна женщина возила туда-сюда старый пылесос. Обе с головой ушли в работу и не замечали ничего вокруг. Я вошла, направилась к полировщице и шумно откашлялась.
Она обернулась и посмотрела на меня сверху вниз.
— Здравствуйте, — сказала она. — Чем я могу вам помочь?
Я извинилась за то, что помешала, и сказала, что у меня всего два вопроса, которые не отнимут у нее много времени.
Она как будто даже обрадовалась возможности ненадолго прервать работу и поболтать и тяжело, отдуваясь, спрыгнула со скамьи. Она уже начинала толстеть, и лазать туда-сюда ей было тяжело. Ее напарница в алтаре выключила пылесос и пыталась вытащить из него битком набитый одноразовый бумажный мешок.
— Сегодня по графику наша с Мьюриел очередь прибирать, — объяснила женщина, начищавшая табличку. — Меня зовут Валия Прескотт. Мой муж — старший звонарь. Если вам нужен приходской священник, к сожалению, сейчас его нет. На доске объявлений есть экстренный номер. Если хотите договориться о крещении или венчании, к сожалению, они не считаются экстренными случаями, вам придется подождать до завтра, когда он здесь будет. — Валия задохнулась и ненадолго замолчала, пытаясь отдышаться.
К сожалению, имена не обладают способностью стариться вместе с их обладателями. Наверное, странно будет, когда меня и в восемьдесят лет будут звать Франческой. Может быть, в течение жизни надо дать человеку право менять свое имя — превращаться в Мод, Дорис или Мьюриел, как женщина с пылесосом. Для меня имя Валия ассоциировалось с какой-нибудь юной прекрасной нимфой, которая бегает по лесу, прикрывая наготу лишь собственными длинными волосами. Но моей новой знакомой Валии было уже за шестьдесят; на голове у нее были тугие седые кудряшки, и она носила оранжевый свитер ручной вязки, который совершенно не сочетался с ее румяным лицом. Ни одно из сведений, которые она мне так любезно сообщила, не оказалось мне полезным. Я радостно кивнула, показывая, что все поняла, а потом объяснила, зачем пришла.
— Меня зовут Фран Варади. Я ищу одного пожилого бездомного, который вчера ночью мог спать на вашей паперти. Его зовут Джонти.
Сначала Валия пришла в недоумение, так как мой вопрос оказался неординарным, но потом ее румяное добродушное лицо помрачнело.
— Ну да, вчера ночью здесь точно кто-то ночевал! В два часа дня, когда мы с Мьюриел пришли на дежурство, запах еще не выветрился. Трудно убирать в таком большом помещении; о том, чтобы приглашать уборщиков за плату, не может быть и речи. Вот почему в Союзе матерей придумали график дежурств. Я не против — люблю чистить бронзу.
Она самодовольно глянула на свою работу. Табличка была установлена в память «врача нашего прихода» и отдавала дань его почтению «к своему христианскому долгу и долгу целителя». Скорбящие пациенты лишились его внимания в 1894 году. Памятная табличка целителя сверкала, как золото, свидетельствуя об усилиях Валии. Я похвалила ее, и она засияла почти так же ярко.
— Вообще я ни от какой работы не отказываюсь, но всему есть предел; тяжелее всего убирать на паперти. Правда, самое плохое мне убирать не пришлось. Сегодня утром это сделал Бен, наш смотритель. Вонь там стояла такая, что пришлось извести целое ведерко «Джейза» и как следует выскрести. А все наш священник, понимаете ли.
К счастью, мне удалось более или менее понять, что она имела в виду.
— Вы хотите сказать, что священник позволяет бездомным ночевать на паперти?
— Не то чтобы позволяет, но и не выгоняет их. Раньше у нас была наружная сетчатая дверь, но вандалы ее выломали. А нынешний священник считает, что мы не должны отказывать бездомным в убежище, даже если ради этого приходится пускать их по ночам на паперть. Конечно, хочется проявить милосердие… — Валия глубоко вздохнула, и ее мощная грудь раздулась, как спасательный пояс. — Но всему есть предел! Нашему-то преподобному не приходится самому за ними убирать. Иногда… даже передать не могу, что после них остается.
— Значит, вашего смотрителя зовут Бен, — сказала я. — Он сейчас здесь?
Валия рассеянно прищурилась:
— Может, и здесь. Скорее всего, он сейчас в котельной — следит за печью. У нас с ней забот хватает. Она очень старая. Котельная в подвале, туда отдельный вход. Как выйдете, поверните направо и идите вдоль стены, увидите дверь и спускайтесь вниз.
Поблагодарив Валию, я отправилась искать смотрителя Бена. Если именно он сегодня утром прибирал на паперти, возможно, он видел или нашел что-то способное навести меня на след. Важно понять, что произошло здесь вчера ночью.
Я шагала вдоль стены церкви. Между храмом и оградой насадили живую изгородь, за которой не слишком хорошо следили. Возможно, когда-то здесь был сад. Кто-то, может быть даже Бен, косил траву, но сами кусты давно разрослись и потеряли всякую форму. Когда я подошла к одному кусту, из-за него послышался металлический лязг, и, к моему удивлению, я увидела Мьюриел, фею с пылесосом. Она держала в руках пустой бумажный мешок. Видимо, дежурные уборщицы в церкви Святой Агаты из экономии использовали одноразовые бумажные мешки по нескольку раз. Она заметила меня и, остановившись, прижала бумажный мешок к своей плоской груди.
— Извините, — сказала я. — Ищу котельную. Валия сказала, она где-то здесь.
— Ах, — с облегчением вздохнула Мьюриел. — Да, вон там. — Она быстро просеменила мимо меня и скрылась за дверями.
Теперь я увидела, что кусты маскировали не только ряд мусорных баков, но и ступеньки, ведущие вниз. Интересно, есть ли в церкви Святой Агаты настоящая подземная часовня? Наверное, нет, но, возможно, раньше в ней были погреба, в одном из которых теперь устроили котельную.
У мусорных баков я остановилась. Если Бен или кто-то еще что-нибудь нашел, скорее всего, находку выкинули именно сюда. Я робко сдвинула крышку ближнего ко мне контейнера. Сверху лежал слой серой пыли, пуха и неразличимых ошметков. Несомненно, содержимое пылесоса Мьюриел. Я воззрилась на них.
— Что вы тут ищете?
Голос послышался сзади, мужской, хриплый и подозрительный. Я круто развернулась.
Передо мной стоял пожилой краснолицый крепыш в мятой, засаленной кепке и синем комбинезоне. В руке крепыш держал сложенную бульварную газету.
— Вы Бен? — спросила я.
— Он самый. А вы кто такая? — Голос у него сиплый, с присвистом; на его красном лице проступили багровые прожилки.
