Им все-таки удалось уговорить Аллу вернуться в дом. В комнате для гостей, где они с Николаем провели ночь, Оксана первым делом включила на максимум все системы обогрева: пол, стены, электрический камин. Аллу колотила дрожь, руки и ноги были багровыми.
– Она ничего не отморозила? – спросила Вера.
– Вряд ли. С вечера началось сильное потепление. Не знаю, сколько она там простояла…
– Я приготовлю ей ванну.
– Да, только не горячую. Потом надо смазать оливковым маслом или жирным кремом ноги и руки… Потом… Алла! – Оксана встала перед гостьей и громко произнесла, пытаясь пробиться сквозь ее безучастие: – Алла! Ты меня слышишь? Нужно срочно взять себя в руки, привести в порядок. Полиция и врачи уже едут. Они будут спрашивать нас обо всем, не делая скидок на наше состояние. Надо думать о том, что и как говорить. Понимаешь?
– Уже едут? – Алла взглянула, наконец, осмысленно и обеспокоенно. Оксана с удивлением увидела, что у нее глаза не светлые, как ей показалось вечером, видимо, из-за голубых теней, а какого-то необычного цвета – темно-орехового, что ли.
– Да. Нам всем необходимо одеться и выпить крепкого кофе. Пока будешь принимать ванну, подумай, не нужен ли тебе врач, лекарства, хорошо бы что-то съесть. Ты помнишь телефон Игоря?
– У меня его нет. Он есть… там, – Алла кивнула в сторону сада. Она не могла сказать: «Номер Игоря в телефоне Николая».
Вера быстро повела ее в ванную, Оксана пошла к себе, приняла горячий душ, надела темный брючный костюм, спустилась в кухню. Там Вера уже поставила на стол три большие кружки с капучино, три маленьких расписных керамических подносика с крошечными тостами и горками какого-то красивого салата. Вошла Алла, на ней был спортивный костюм, такой же, как у Николая. Другой одежды, кроме вечернего платья, у нее здесь не было. Влажные волосы тщательно зачесаны назад. Открытый лоб прорезали две глубокие морщины, глаза смотрели мрачно, другого определения не подберешь.
– Ты в порядке? – с сомнением спросила Вера.
– Да, – кивнула Алла. – Только есть я не буду, кофе выпью.
– Конечно, будешь, – мягко сказала Вера. – Только лизни, потом не оторвешься. И ты тоже, Оксана. Это салат хорош и перед свиданием, и после веселой ночи, и в беде… Поддержит, поднимет настроение, ни разу не противно… даже сейчас. Я на себе это только что проверила.
– Вкусно, – сказала бодро Оксана, приглашая взглядом Аллу к столу. – Я тоже думала, что не смогу ничего проглотить. Здесь что, Вера? Или это тайна?
– У меня не бывает тайн. Все равно ни у кого не получится, как у меня. Говорю: здесь шампиньоны, ананасы, куриная грудка, полутвердый сыр, белки, легкий майонез.
Почему-то сам факт озвучивания рецепта простого салата – кусочек жизни на фоне смерти – подействовал на всех успокаивающе. Вера какое-то время смотрела на Аллу и Оксану, которые пили кофе и завтракали, и добавила:
– Ну вот, теперь ясно, что мы втроем по крайней мере живы.
– Ты – философ, – Оксана грустно улыбнулась. – Девочки, они приехали, слышите? С Богом!
Глава 10
Андреас вышел из здания районного ОВД. Он казался со стороны не то чтобы расстроенным – просто задумчивым. Абсолютно все, что он услышал от следователя Иванова, было предсказуемо на сто процентов. Никакой информации по поводу женщины, которая сгорела, у следствия нет. Экспертиза не проводилась, и неизвестно, будет ли. Слишком много резонансных дел. Материалы от пожарной инспекции рассматриваются, все документы по правам собственника данного строения изучаются, со страховой компанией работают. В этом месте Иванов впервые поднял глаза на собеседника.
– Вы понимаете, что будут тщательно рассматриваться две версии: поджог с целью получения страховки и преступная халатность, повлекшая смерть неопознанной жертвы?
– То есть в переводе на человеческий язык – вы будете рассматривать варианты сожжения мною неизвестной женщины с целью получения страховки или сокрытия преступной халатности? Отмазка у меня такая? С помощью трупа пустить следствие по ложному пути?
– Шутите? Ну-ну. Это для нас пока женщина – неизвестная. Для вас, может, известная. Раз в вашей собственности оказалась.
– Так. Теперь список подозрений по моему поводу оглашен. Оставляю за собой право требовать от вас полноценного расследования. В противном случае буду обращаться к более компетентным специалистам. Причина пожара ведь, возможно, в убийстве, которое вам не хочется расследовать. А вы, вероятно, просто собрались меня прессовать, пока я не «узнаю» покойницу. Это вам удобнее, да?
Андреас резко встал, вышел из участка, сел в свой джип и рванул со двора. Остановился метров через двести, съехал на обочину. Посмотрел на свои руки: пальцы подрагивали, произнес вслух скороговорку: «Карл у Клары украл кораллы», как в детстве у логопеда, – вот и теперь он заикается. Что и без проверки понятно: горячая волна гнева затопила мозг. «Ничего, – сказал он себе. – Это не страшно. Страшно, когда страшно». А он это уже проходил. Яркая картинка врывается в память, как агрессивный рекламный ролик в элегический фильм. Он, Андреас, умывается и знает, что они уже за спиной, эти четверо. Он медленно поворачивается: один с улыбкой дегенерата протягивает ему грязные портянки: «Постирай, сынок». Другой ставит перед ним свои нечищеные сапоги. Остальные помахивают ремнями с пряжками. Он отбрасывает ногой сапоги, идет на них, на этих. Вот один поскользнулся на мокром кафеле и упал. Он успевает это отметить. Потом все идет, как каждую ночь. Они бьют его сзади, захватывают руки ремнями, подсекают. Он падает и думает только о том, как сгруппировать мышцы, чтобы они не пробили ему сапогами грудь, не сломали ребра. Это называется «бить в душу». Следов на лице не будет. Когда они уходят, он добирается до своей койки, пытается наладить дыхание, усилием воли унять боль. Лекарств у него нет. Перед тем как провалиться в сон на пару часов, он всегда видит свою звезду. Он и сегодня выжил. А ведь выживают не все. Кто-то уезжает к маме в гробу. Кто-то становится рабом, и это тоже не называется: выжить. Однажды что-то куда-то просочилось. Приехала комиссия с корреспондентами. Появились материалы о том, что в этой части «дедами» стали уголовники. Министерство обороны опровергло эту информацию, но двое из тех четырех однажды исчезли из части.
Андреасу жаловаться было некому, да и мысль такая никогда не приходила в голову. Он всегда знал, что должен сам за себя постоять. Как? Вдруг мелькнула еще одна картинка. Утром он стоит во дворе, смотрит, как «дед» садится в грузовик, едет к воротам. И вот волна гнева топит мозг Андреаса, туманит его взгляд. Когда все прояснилось, он в растерянности увидел, что машина с «дедом» без всякой причины вильнула и влупилась в бетонный забор. Он не мог сдвинуться с места. Когда водитель с разбитым о руль лицом вылез из кабины и, хромая, пошел к казарме, Андреас вздохнул с облегчением и вытер пот со лба. Конечно, это совпадение, но если бы водитель пострадал, он посчитал бы это своим грехом. Что-то похожее происходило не раз, может, не так явно. Он научился гасить в себе гнев. Вот как сейчас.
