Гариону плохо спалось. Ему мешали не только пронзительные
завывания ветра, дождь со снегом, барабанивший в закрытые ставни, и хлопанье
незапертых дверей от гулявших по коридорам сквозняков, но также редкие приступы
тишины, приходившие на смену гулу и грохоту. Странные сновидения преследовали
его в ту ночь Ему казалось, будто очень важное и необъяснимое событие должно
произойти, и ему придется совершить самые героические поступки, чтобы быть
готовым к наступлению этого события. Было только непонятно, зачем он должен
делать все это, и никто не подскажет, правильно или не правильно он поступает.
Все будет происходить в страшной спешке, и люди будут подгонять его, не давая
времени опомниться или завершить начатое.
Даже шторм был против него. Подобно неведомому страшному
зверю, призвавшему на помощь силы природы, он путал мысли и мешал
сосредоточиться.
– …Ты готов? – Это была тетя Пол. Она водрузила
ему на голову чайник с длинным носиком, которому предстояло быть шлемом, и дала
крышку от котла да деревянную палку вместо меча.
– И что мне с ними делать? – спросил Гарион.
– Сам знаешь, – ответила она. – Торопись, а
то будет поздно.
– Нет, тетя Пол, я не…
– Да нет же, справишься. Не теряй зря время.
Он беспокойно оглянулся вокруг, сбитый с толку. Неподалеку
стоял Рандориг с глупым, как всегда, выражением лица. На нем также был чайник;
в одной руке он держал такую же крышку, в другой – палку. По всей видимости, им
предстояло что-то сделать. Гарион улыбнулся другу, и тот усмехнулся в ответ.
– А теперь, – приказала тетя Пол, – убей его.
Торопись, Гарион. Тебе надо управиться к обеду.
Он резко обернулся и уставился на тетю. А когда повернул
голову, то не увидел Рандорига, вернее, его лица Из-под чайника на него глядело
мерзкое бесформенное существо.
– Нет, нет, – нетерпеливо проговорил
Бэйрек. – Оружие так не держи. Схвати его обеими руками и направь прямо в
сердце. Когда он бросится на тебя, то не сумеет выбить клыками копье. А теперь
снова. Постарайся достать его на этот раз. Торопись, Гарион, мы не можем
заниматься им весь день, понимаешь? – Варвар пнул ногой мертвого вепря.
Вепрь поднялся и начал скрести снег. Бэйрек бросил на Гариона быстрый взгляд и
требовательно спросил:
– Готов?..
Потом он очутился на неведомой бесцветной равнине в
окружении статуй. Нет, не статуй – то были фигуры. Король Энхег был среди них,
или фигура, похожая на него, король Кородаллин, королева Ислена; были также
граф Джарвик с Нечеком, послом мергов в Во Мимбре.
– Какую из фигур ты хочешь двинуть? – спросил
сухой голос в подсознании.
– Я не знаю правил, – возразил Гарион.
– Не имеет значения. Твой ход. Наступила твоя очередь.
Когда Гарион повернулся спиной, одна из фигур устремилась на
него. На ней был надет плащ с капюшоном, а глаза налились бешеной злобой. Не
раздумывая, Гарион поднял руку, пытаясь отвести удар.
– Именно такой ход ты хотел сделать? – спросил все
тот же голос.
– Не знаю.
– Сейчас слишком поздно что-либо менять. Ты уже
прикоснулся к нему. С этих пор тебе придется самому делать ходы.
– Это одно из правил?
– Так принято. Ты готов?….Запахло глиной и старым
дубом.
– Нет, тебе, право, надо научиться сдерживать свой
язык, Полгара, – льстиво улыбаясь, произнес мерг Эшарак и резко ударил её
по лицу.
– Опять за тобой, – в третий раз сказал
голос. – У тебя остался только один ход.
– И я должен сделать его? У меня нет выбора?
– Он один единственный. Торопись! Испустив тяжелый
вздох, Гарион вытянул руку, и Эшарак вспыхнул ярким пламенем…
От резкого порыва ветра дверь комнаты, в которой спали
Гарион с Леллдорином, с громким стуком распахнулась.
– Пойду закрою, – сказал Леллдорин, откидывая
одеяло, и, спотыкаясь, направился по холодному каменному полу к двери.
– И долго так будет дуть? – недовольно спросил
Гарион. – Разве заснешь при таком шуме?
Леллдорин закрыл дверь на задвижку, и Гарион услышал, как он
возится в темноте. Послышалось легкое постукивание одного камня о другой,
мелькнула искра, которая тут же погасла, и Леллдорин принялся снова высекать
огонь Через пять-шесть ударов трут засветился, и молодой астуриец принялся дуть
на него, пока не затеплилось пламя.
– Ты случайно не знаешь, сколько сейчас времени? –
спросил Гарион, когда его друг зажег свечу.
– Думаю, что скоро будет светать, – ответил
Леллдорин.
– У меня такое чувство, будто эта ночь длится десять
лет, – простонал Гарион.
– Можно поболтать, – предложил Леллдорин. – К
рассвету шторм должен утихнуть.
– Говорить лучше, чем лежать в темноте, вскакивая при
каждом шорохе, – согласился Гарион, приподнимаясь в постели и накидывая
одеяло на плечи.
– Ты, наверное, повидал всякое после того, как мы
виделись в последний раз, Гарион? – спросил Леллдорин, залезая обратно в
постель.
– Да, довелось, – согласился Гарион, – и не
только хорошее, надо признаться.
– Ты сильно изменился, – добавил Леллдорин.
– Меня изменила жизнь. Это не совсем одно и то же. Я не
хотел этих перемен. Знаешь, ты тоже переменился.
– Я? – расхохотался Леллдорин. – Боюсь, что
нет, мой друг. То, что я натворил за неделю, подтверждает одно – я такой же,
как прежде.
– Давай уточним кое-что, – сказал Гарион. –
Самое интересное то, что здесь существует некая порочная логика. Все твои
поступки, взятые по отдельности, вполне логичны и нормальны. Только когда
рассматриваешь их в целом, получается катастрофа.
– Теперь я и моя бедная Ариана обречены на вечную
ссылку, – вздохнул он.
– Я попытаюсь вам помочь, – обнадежил его
Гарион. – Твой дядя простит тебя, Торазин, возможно, тоже. Он тебя слишком
любит, чтобы долго сердиться. Барон Олторейн, судя по всему, на тебя очень
сердится, но он мимбратский аренд. И простит все, если это было сделано из-за
любви. Впрочем, подождем, пока не заживет его нога.
Вот здесь ты допустил серьезную ошибку, Леллдорин. Ногу
никак нельзя было ломать.
– В следующий раз постараюсь избежать этого, – тут
же пообещал Леллдорин.
– В следующий раз?
