Он вывел их по лестнице на улицу, расположенную ниже. Вскоре
они подошли к большому зданию, стоявшему на склоне холма. Силк подошел к двери
и постучал. После небольшой паузы райвен в прожженном кожаном фартуке открыл
дверь.
– Редек, старина, – удивленно произнес он. –
Я не видел тебя много лет.
– Торган, – усмехнулся Силк. – Вот решил
заскочить к тебе и посмотреть, как ты живешь.
– Заходи, заходи, – пригласил Торган, распахивая
дверь.
– Я вижу, у тебя дела идут в гору, – проговорил
Силк, оглядывая помещение.
– На рынке дела идут хорошо, – скромно ответил
Торган. – Парфюмеры в Тол Боруне готовы купить почти любой флакон.
Райвен был крепким мужчиной с пепельно-серыми волосами и
полными розоватыми щеками. Он посмотрел на Гариона и нахмурился, словно
стараясь что-то припомнить Гарион отвернулся и принялся рассматривать изящные
бутылочки из стекла, стоящие на столике рядом.
– Значит, ты изготавливаешь флаконы? – спросил
Силк.
– О, мы стараемся выпускать кое-что еще, – с
сожалением ответил Торган. – У меня есть ученик. Так вот, он абсолютный
гений. Я разрешаю ему иногда поработать для души. Боюсь, что если заставлять
выдавать весь день одни только флаконы для духов, он сбежит от меня. –
Стеклодув открыл шкаф и осторожно вынул завернутый в бархат пакет. – Вот
его работа, – сказал он, разворачивая материю.
Взору Гариона предстал воробей, сидящий на покрытой листьями
ветке с распустившимися почками. Воробей на ветке был выполнен настолько
искусно, что можно было различить каждое перышко.
– Удивительно, – прошептал Силк, рассматривая
стеклянную птицу. – Настоящий шедевр, Торган. Как он добился такого
гармоничного сочетания красок?
– Почем я знаю, – чистосердечно признался
Торган. – Он даже не измеряет пропорции, когда смешивает краски, и все
получается. Глаз не оторвешь. Говорю вам – это гений. – Он бережно
завернул воробья в бархат и поставил обратно на место.
За мастерской располагались жилые комнаты, где царили тепло,
любовь и пестрые краски. В каждой комнате висели картины. Ученики Торгана
скорее были не работниками, а членами его семьи; старшая дочь играла для них в
то время, когда все сосредоточенно работали с расплавленным стеклом, и её
пальцы едва касались струн арфы, извлекая чарующую музыку.
– Как это не похоже на то, что снаружи, –
недоуменно заметил Леллдорин.
– Что именно? – спросил Силк.
– На улице так мрачно… все серое и неприятное… но когда
попадаешь в дом, тебя окружает тепло и уют.
– Постороннему человеку это сразу бросается в
глаза, – улыбнулся Торган. – Наши дома очень похожи на нас самих.
Снаружи скучно, однообразно и мрачно. Ничего не попишешь. Город построили для
охраны Ока, и поэтому каждый дом – часть крепости. Мы не можем изменить его внешний
облик, зато внутри царят искусство, поэзия и музыка. Мы сами одеты во все
серое. Очень практично. Наша одежда, сотканная из козлиной шерсти, легка,
тепла, почти не пропускает влагу, – но она не поддается красителям, и
поэтому всегда остается серой. И если мы снаружи серые, это вовсе не означает,
что мы лишены чувства прекрасного.
Прислушиваясь и приглядываясь к стеклодуву, Гарион начинал
постигать внутренний мир этих, на первый взгляд, ничем не примечательных людей.
Строгая аскетичность облаченных в серые плащи райвенов служила фасадом для
общения с миром. За этим фасадом, однако, скрывались совершенно другие люди.
Ученики Торгана были заняты выдуванием миниатюрных
флакончиков, которые служили основным предметомторговли с парфюмерами Тол
Боруна. Один ученик тем не менее работал поодаль, выделывая из куска стекла
кораблик, застывший на гребне волны. Это был юноша с рыжими волосами и
пристальным взглядом. Когда он оторвался от работы и посмотрел на Гариона, его
глаза удивленно расширились, но он быстро наклонил голову и продолжил работу.
Уже стоя в дверях и собравшись покинуть мастерскую, Гариону
захотелось еще раз взглянуть на удивительную стеклянную птицу на зеленой ветке.
Воробей был сделан с таким замечательным умением, что у Гариона защемило
сердце.
– Вам он нравится, ваше величество? – спросил
молодой человек, который неслышно приблизился. – Я был вчера на площади,
когда Бэйрек представлял вас народу, – объяснил он. – И узнал вас
сразу, как только вы вошли.
– Как тебя звать?
– Джоран, ваше величество.
– Как ты думаешь, можно обойтись без этих
«величеств»? – с грустью в голосе спросил Гарион. – Никак пока не
могу к ним привыкнуть. Для меня это так неожиданно.
– В городе полно слухов, – усмехнулся
Джоран. – Говорят, что вас воспитывал в своей башне, что в долине Олдура,
чародей Белгарат.
– На самом деле я воспитывался в Сендарии тетей Пол,
дочерью Белгарата.
– Полгарой-волшебницей! – восхищенно прошептал
Джоран. – Так ли она прекрасна, как гласит молва?
– Я всегда так считал.
– Она и вправду может превратиться в дракона?
– Если захочет – да, – сказал Гарион, – но
предпочитает быть совой. Почему-то она любит птиц… и птицы сходят с ума,
завидев её. Они не переставая говорят с ней.
– Удивительно… – мечтательно произнес Джоран. – Я
бы все отдал, чтобы повидаться с ней. – Он задумчиво сжал губы, как бы
прикидывая что-то в уме. – Как вы думаете, эта вещица ей
понравится? – вдруг спросил он, касаясь стеклянного воробья.
– Понравится? Да она придет в восторг от него!
– Вы не передадите его ей?
– Джоран! – воскликнул пораженный Гарион. – Я
не могу её принять. Она слишком дорогая, и у меня нет денег, чтобы платить.
– Это всего лишь стекло, – слабо улыбнувшись,
заметил Джоран, – а стекло – расплавленный песок, а песок дешевле всего на
свете. Если вы считаете, что ей это понравится, пожалуйста, передайте воробья.
Прошу вас. Скажите, что его прислал Джоран-стеклодув.
– Передам обязательно, Джоран, – пообещал Гарион,
горячо сжимая руку юноши. – Я сделаю это с большой радостью.
