– Я заверну вещицу, – сказал Джоран. – Стекло
не любит, когда его из теплого помещения переносят на холод. – Он протянул
руку к куску бархата, но затем остановился. – Я не совсем честен с
вами, – смущенно добавил он. – Эта птица вышла очень удачная у меня,
и если господа из цитадели увидят её, возможно, и им захочется иметь такие
изделия. Мне нужны заказы, чтобы открыть свою собственную мастерскую и… – он
бросил красноречивый взгляд на дочь Торгана.
– …и ты не можешь жениться до тех пор, пока не заведешь
свое дело, – договорил за него Гарион.
– Ваше величество будет очень мудрым королем.
– Если только мне удастся избежать ошибок на первых
порах, – усмехнувшись, сказал Гарион.
Вечером Гарион зашел к тете Пол и протянул ей сверток.
– Что это?
– Подарок от одного молодого стеклодува, которого Я
встретил в городе, – ответил Гарион. – Он настоял на том, чтобы я
передал его тебе. Его имя – Джоран… Осторожнее, а то разобьешь.
Тетя Пол принялась медленно разворачивать бархатную материю,
и когда увидела стеклянную птицу, у неё вырвался невольный вздох восхищения:
– О, Гарион!.. В жизни я не встречала ничего более
прекрасного!
– Это очень хороший мастер. Он работает у стеклодува по
имени, Торган, а Торган утверждает, что это гений. Он хочет встретиться с
тобой.
– А я хочу встретиться с ним, – взволнованно
сказала Полгара, не в силах оторвать глаз от стеклянного чуда. Затем она
бережно поставила воробья на стол. её руки тряслись, а красивые глаза были
полны слез.
– Что-то не так, тетя Пол? – испуганно спросил
Гарион.
– Нет, ничего, Гарион. Так… ерунда.
– Тогда почему ты плачешь?
– Тебе этого не понять, дорогой, – ответила она и
крепко обняла его.
Коронация состоялась на следующий день, ровно в полдень, под
громкий перезвон городских колоколов. Королей и членов их семей, знати и
приглашенных горожан оказалось так много, что зал райвенского короля не смог
вместить всех желающих.
Гарион мало что запомнил из того дня, но в память врезалось
то, что в плаще, подбитом горностаем, было жарко, а корона из чистого золота,
которую райвенский епископ надел ему на голову, оказалась ужасно тяжелой. И
конечно, запало глубоко в душу, как Око Олдура разгоралось все ярче и ярче,
когда Гарион направлялся к трону, слушая ставшую привычной странную мелодию.
Песнь камня так громко звучала в ушах, что он едва различал радостный шум толпы,
взойдя на престол.
Однако один голос он слышал совершенно отчетливо.
– Слава Белгариону! – произнес этот голос, давно
ставший его вторым «я».
Глава 13
Король Белгарион сидел, скучая, на троне в зале райвенского
короля и слушал нагоняющий тоску голос посла Толнедры Вальгона. Для Гариона
наступили тяжелые времена: столько дел, к которым он не знал даже, как
подступиться. Во-первых, он совершенно не мог отдавать приказания; во-вторых,
он обнаружил, что для себя у него совершенно не остается времени, и в-третьих,
он не имел ни малейшего представления, как отделаться от слуг, которые
постоянно вертелись вокруг. Куда бы он ни направлялся, они преследовали его
повсюду, и он уже оставил надежду поймать излишне старательного телохранителя,
камердинера или посыльного, который последние два дня шествовал за ним по
коридорам.
Друзья чувствовали себя неуютно в его присутствии, называя
Гариона «ваше величество», хоть он бесчисленное количество раз просил их не
делать этого. Он не чувствовал себя другим человеком и, глядя на себя в
зеркало, не замечал, что хоть как-то переменился, но все поступали так, будто в
нем произошли серьезные перемены. Выражение облегчения, мелькавшее на их лицах
всякий раз, когда он оставлял их, больно ранило Гариона, и он, подобно улитке,
замыкался в себе, находя утешение в молчаливом одиночестве.
Тетя Пол все время находилась рядом с ним, но и с ней было
не так, как прежде. Раньше он всегда был при ней, теперь роли поменялись, и это
казалось ему совершенно противоестественным.
– …Предложение, если ваше величество позволит мне
сказать, представляется крайне заманчивым, – заметил Вальгон, заканчивая
чтение последнего договора, предложенного Рэн Боруном. Толнедрийский посол
отличался язвительностью, имел орлиный нос и аристократическую осанку. Это был
Хонетит, он происходил из той семьи, которая основала империю и из которой
вышли три императорские династии, и едва скрывал свое презрение ко всем
олорнам. Для Гариона он являлся источником постоянного раздражения. Не
проходило и дня, чтобы новый договор или торговое соглашение не поступали от
императора. Гарион быстро понял, что толнедрийцы крайне негативно относятся к
тому факту, что его подписи нет на том или ином пергаменте, и продолжают
действовать по принципу: если человеку постоянно подсовывать документы, то в
конце концов он что-нибудь да подпишет, лишь бы его оставили в покое.
Стратегия Гариона была очень проста: он отказывался вообще
что-либо подписывать
– Точно такой же документ они предлагали на прошлой
неделе, – мысленно услышал он голос тети Пол. – Все, что они сделали,
это переставили местами пункты да ввели несколько новых слов. Скажи ему – нет.
Гарион посмотрел на хитрого посла почти с открытой
неприязнью и решительно заявил:
– Совершенно исключено.
Вальгон начал протестовать, но Гарион оборвал его.
– Это предложение точь-в-точь соответствует
представленному на прошлой неделе, Вальгон, и мы оба это прекрасно понимаем. В
тот раз я сказал «нет», и сейчас мой ответ будет таким же. Я не предоставлю
Толнедре предпочтительный статус в торговле с Райве; я не собираюсь просить
разрешения Рэн Боруна подписывать какое-либо соглашение с какой либо нацией, и
я, разумеется, не соглашусь с каким бы то ни было изменением условий
Вомимбрских соглашений. Пожалуйста, передай Рэн Боруну, чтобы он мне больше не
надоедал, если, конечно, ему не захочется говорить дело.
– Ваше величество! – воскликнул потрясенный
Вальгон. – Не подобает так разговаривать с императором Толнедры.
– Я говорю так, как считаю нужным, – подчеркнул
Гарион. – Я… мы разрешаем покинуть замок.
– Ваше величество…
– Вы свободны, Вальгон, – не дал ему договорить
Гарион.
Посол резко выпрямился, холодно поклонился и с высоко
поднятой головой удалился.
