– Я могу удалиться, ваше величество? – спросил он.
– Как вам будет угодно, – спокойно ответил Гарион.
Дело пошло не так гладко, как он предполагал. И виной всему убеждения Бренда, о
которых он не подозревал.
– Это интересное решение, дорогой, – проговорила
ему на ухо тетя Пол, – но ты не считаешь, что лучше посоветоваться с
кем-нибудь, прежде чем делать публичные заявления?
– Разве это не наладит наши отношения с толнедрийцами?
– Вполне возможно, – согласилась она. – Я же
не говорю, что идея плоха, Гарион; я просто хочу сказать, что не мешало бы
заранее кое кого предупредить… Над чем ты смеешься? – набросилась она на
Белгарата, который прислонился к трону, стараясь подавить душивший его смех.
– Приверженцев культа Медведя разом хватит
апоплексический удар, – сдавленно проговорил он. её глаза расширились, и
она выдохнула:
– О… я совсем забыла!
– Им это не понравится, – заключил Гарион, –
в особенности если учесть, что Се'Недра – толнедрийка.
– Будь уверена – они сдохнут от ярости, – добавил
старый чародей, смеясь
Обычно мрачные залы цитадели теперь заполнили официальные
гости и представители, которые несколько дней бродили по крепости, сплетничали
и вели деловые разговоры в укромных уголках. Богатые и разнообразные дары,
преподнесенные ими, разложили на столах, поставленных вдоль стен просторного
тронного зала. Гариону, однако, было не до даров. Он целые дни проводил с
советниками и толнедрийским послом, обсуждая параграфы документа об официальном
обручении.
Вальгон воодушевился тем, что Гарион пренебрег обычаями, и
пытался добиться выгод для толнедрийцев, тогда как Бренд отчаянно старался ввести
новые пункты и оговорки, которые бы жестко ограничили власть Се'Недры. И пока
эти двое спорили до хрипоты, Гарион ловил себя на мысли, что слишком часто
поглядывает в распахнутое окно… По темно-синему небу ветер гнал редкие белые
облака. На мрачных скалах острова кое-где уже виднелась первая весенняя
поросль. Откуда-то издалека ветер донес песню пастушки. Природа наградила её
прекрасным голосом, и она пела, вкладывая в это всю свою душу, словно за сотни
лиг её никто не мог услышать. Гарион вздохнул, когда смолкли последние звуки её
голоса, и вернулся к скучным переговорам.
Его внимание, однако, было рассеянным в эти первые весенние
дни. Поскольку он не мог заняться поисками человека с разорванным плащом сам,
то пришлось поручить расследование Леллдорину. Поиски предполагаемого убийцы
разожгли воображение молодого и горячего астурийца, который рыскал по цитадели
и только сообщал о бесплодных усилиях заговорщическим шепотом. Поручать такое
деликатное дело Леллдорину, возможно, и было ошибкой, но никого другого у
Гариона не было на примете. Любой из друзей немедленно поднял бы всеобщую
тревогу, и тогда тайна осталась бы тайной на века, а Гариону этого не хотелось.
Он еще не решил, как поступит с убийцей, пока не установит, кто и с какой целью
швырнул в него нож. Слишком многое может иметь отношение к этому делу. Только
один человек мог сохранить все в полной тайне – Леллдорин, пусть даже и
пришлось предоставить ему неограниченные возможности перемещения по цитадели и
слежки. С другой стороны, Леллдорин отличался уникальной способностью
превращать пустяки в катастрофы, и Гариона это волновало не меньше, чем новое
покушение на него.
Среди приглашенных на церемонию обручения была двоюродная
сестра Се'Недры Зера, которая являлась личным представителем королевы Ксанты.
Робкая и застенчивая дриада вскоре оставила свою сдержанность, в особенности
когда попала в центр внимания пылких молодых дворян.
Подарок королевы Ксанты королевской паре Гарион нашел
странным. Ксанта прислала два зрелых желудя, завернутых в простые листья.
Се'Недра, однако, пришла в восторг от преподнесенного дара. Ей хотелось
немедленно посадить два семени, и она побежала в крохотный садик, разбитый
неподалеку от королевских апартаментов.
– Очень мило, – с сомнением прокомментировал
Гарион, наблюдая, как принцесса, стоя на коленях, старательно обрабатывает
влажную землю, чтобы посадить в неё желуди.
Се'Недра резко вскинула голову.
– По моему, ваше величество не понимает значения
подарка, – – произнесла она ненавистным официальным тоном, на который теперь
переходила при разговоре с ним, когда была не в духе.
– Прекрати, – сердито сказал Гарион. – У меня
есть имя, в конце концов… и я уверен, что ты его не забыла.
– Если ваше величество настаивает, – высокомерно
продолжала она.
– Мое величество настаивает. Так что важного в этой
паре желудей?
Она посмотрела на него почти с жалостью.
– А тебе не понятно?
– Нет, пока ты не соблаговолишь объяснить
– Очень хорошо, – раздраженно сказала
Се'Недра. – Один желудь с моего собственного дерева, второй – с дерева
королевы Ксанты.
– Да?
– Ты видишь, насколько он глуп, – заметила
принцесса сестре.
– Он не из дриад, Се'Недра, – ответила
примирительно Зера.
– Сразу видно.
Зера повернулась к Гариону и сказала:
– Желуди на самом деле не от моей матери. Они – дары
самих деревьев.
– Почему нельзя было это сказать с самого
начала? – резко спросил Гарион у Се'Недры.
Она фыркнула и снова занялась землей.
– Когда появятся молодые побеги, Се'Недра свяжет их
вместе, – продолжала объяснять Зера. – Побеги переплетутся во время
роста, образуя одно дерево. У дриад оно служит символом замужества. Двое
превращаются в одно… точно так, как вы с Се'Недрой.
– Ну, это мы еще посмотрим, – опять фыркнула
Се'Недра, окучивая ямку.
– Надеюсь, – вздохнул Гарион, – у деревьев
хватит терпения.
– Деревья очень терпеливы, Гарион, – ответила
Зера, слегка кивая в сторону Се'Недры и делая ему знак отойти. Когда они
удалились на такое расстояние, что Се'Недра не могла их услышать, Зера
продолжила:
– Ты знаешь, она тебя любит, но никогда, конечно, не
признается в этом. Я знаю её слишком хорошо.
– Тогда почему она ведет себя таким образом?
– Ей не нравится действовать по принуждению, вот и все.
– Я её ни к чему не принуждаю. Зачем ко мне так
относиться?
