– В катакомбах для рабов слово «религия» означало
смерть Оно означало, что у тебя вырежут сердце.
– Это все извращенные обычаи гролимов. А у тебя нет
своей веры?
– Рабов привозили со всего света, и они молились разным
богам… вымаливая смерть.
– А что твой народ? Какому богу они поклоняются?
– Я говорила тебе, что его имя – Мара. Но мы не молимся
ему – с тех пор, как он оставил нас.
– Человек не вправе обвинять богов, – строго
сказал Релг. – Долг человека восхвалять бога своего и молиться ему – даже
если его молитва не будет услышана.
– А каков долг бога перед человеком? – открыто
спросила она. – Не может ли бог быть также равнодушен к человеку? Ты не
считаешь, что бог равнодушен к человеку, если позволяет, чтобы его детей брали
в рабство, подвергали пыткам и безжалостно убивали… или если он позволяет
отдавать своих дочерей в награду другим рабам, когда они ублажают своих хозяев…
как, например, меня?
Релгу трудно было что-либо ответить на такой болезненный
вопрос.
– Я думаю, что ты вел очень спокойную жизнь,
Релг, – бросила она в лицо фанатику. – Я думаю, что у тебя очень смутное
представление о людских страданиях., о всем том, что люди вытворяют с себе
подобными… в особенности с женщинами… очевидно, с полного согласия богов.
– Ты должна была убить себя, – мрачно произнес он.
– С какой стати?
– Чтобы избежать греха, разумеется.
– А ты невинен, да? Я не убила себя, потому что не
готова была умереть. Даже в камерах для рабов жизнь может быть сладка, Релг, а
смерть – горька. То, что ты называешь грехом, – только очень
незначительная вещь… и не всегда неприятная.
– Грешница! – выпалил он.
– Ты придаешь очень большое значение всему этому,
Релг, – продолжала она. – Жестокость – грех; отсутствие сострадания –
грех. Но это? Нет, я не думаю. Я удивляюсь тебе. Может, этот твой Ал не такой
уж суровый и неумолимый, каким ты себе его представляешь? Ему в самом деле
нужны все эти молитвы, обряды и преклонения? Или таким образом ты пытаешься
скрыться от бога? Ты считаешь, что громкая молитва и удары головой о землю не
позволят заглянуть ему в твое сердце?
Релг молчал, слова застряли у него в горле.
– Если бы наши боги действительно нас любили, они
наполнили бы нашу жизнь радостью, – яростно продолжала она. – Но ты
ненавидишь радость по какой-то причине… вероятно, ты просто боишься её. Радость
– не грех, Релг; радость – это любовь, и я думаю, боги одобряют её… даже если
ты не одобряешь.
– Ты безнадежно порочна!
– Может быть, – безразлично ответила она, –
но по крайней мере, я воспринимаю жизнь такой, какая она есть. Я не боюсь её и
не пытаюсь от неё скрыться.
– Почему ты так поступаешь? – спросил он почти
трагическим голосом. – Почему ты все время преследуешь меня? Почему не
спускаешь с меня глаз?
– Сама не знаю, – ответила, смущаясь,
Таиба. – Ты не такой уж привлекательный. С тех пор как мы оставили Рэк
Ктол, я встречала десятки мужчин, которые интересовали меня гораздо больше.
Сначала мне нравилось дразнить тебя, и ты боялся меня, но потом появилось
что-то еще. Все это не имеет значения, конечно. Ты – это ты, а я – это я, но
почему-то мне хочется быть с тобой. – Она замолчала. – Скажи мне,
Релг, но только не пытайся лгать… ты и вправду хочешь, чтобы я ушла и никогда
больше тебя не видела?
Последовала продолжительная и мучительная пауза. Наконец
Релг простонал:
– Да простит меня Ал!
– Я уверена, что он простит, Релг, – горячо
заверила она его…
Гарион двинулся дальше по коридору. То, что он раньше не
понимал, стало совершенно прозрачным.
– Этим занимаешься ты, не так ли? – мысленно
спросил он.
– Естественно, – прозвучал в его голове
бесстрастный голос.
– Но почему эти двое?
– Так нужно, Белгарион. Я ничего не делаю ради прихоти.
Нас всех вынуждают обстоятельства… даже меня. Фактически то, что происходит
между Релгом и Таибой, даже отдаленно не касается тебя.
– Я считал… так сказать… – обиженно подумал Гарион.
– Ты предполагал, что я занят только тобой… что ты –
центр вселенной? Конечно, это не так. Существуют не менее важные вещи, и Релг с
Таибой имеют к ним самое прямое отношение. Тебе в этом может быть отведена лишь
роль второстепенного персонажа.
– Они будут очень несчастны, если ты соединишь
их, – сказал с упреком Гарион.
– Это не имеет никакого значения. Они должны быть
вместе. Это обязательно. Ты, однако, ошибаешься. Пройдет немало времени, прежде
чем они привыкнут друг к другу, зато потом они будут очень счастливы. Уменье
склоняться перед необходимостью имеет свои преимущества, что ни говори.
Гарион задумался над этими словами, но потом оставил это
занятие, так как вспомнил о собственных проблемах. Гарион направился к тете
Пол, как всегда в тех случаях, когда не знал, как поступить. Она устроилась у
камина, потягивая ароматный чай и любуясь розовыми отблесками зари, играющими
на заснеженных склонах гор.
– Ты рано встал, – заметила Полгара, когда он
вошел.
– Я хотел поговорить с тобой, и единственная
возможность, сделать то, что я хочу, – улизнуть из комнаты раньше, чем в
неё войдет мой секретарь со своими бумагами. – Он бросился в кресло и
недовольно проговорил:
– Ни минуты не остается на самого себя.
– Ты важная персона, дорогой.
– Эта идея принадлежала не мне. – Он задумчиво
уставился в окно и неожиданно спросил:
– Дедушка в полном порядке, да?
– Почему ты так решил?
– Ну… на днях, когда ты передавала Се'Недре амулет…
разве он…
– В основном благодаря тебе, дорогой.
– Я ощущал что-то еще.
– Это могла быть и я. Видишь ли, дело было довольно
тонкое, и даже я не уверена, причастен ли он к нему или нет.
– Должен же быть какой-то способ, чтобы мы могли знать
наверняка.
– Есть только один способ, Гарион, – занять его
чем-то.
– Хорошо, давай предоставим ему шанс попытаться…
попробовать свои силы на чем-нибудь незначительном.
– И как мы все ему объясним?
