– Кол-Тораку встречаться под Во Мимбром хотелось не
больше нашего, – продолжал Белгарат. – Колонна, направлявшаяся от Рэк
Хагги, попала в весенний буран в горах и надолго увязла в болотах. В конце
концов они были вынуждены повернуть назад, и Тораку пришлось сражаться под Во
Мимбром, не имея численного преимущества, а никто, находящийся в здравом уме,
не станет ввязываться в драку на таких условиях.
– Надо на четверть превосходить силы противника; –
согласился Мендореллен, – иначе результат неизвестен.
– На треть, – своим рокочущим басом поправил его
Бэйрек, – а еще лучше наполовину, чтобы быть уверенным на все сто
процентов.
– Значит, нам остается только рассеяться по восточной
части континента и вести отдельные стычки? – недоверчиво спросил
Гарион. – Это займет года… десятилетия. Может даже растянуться на сто лет.
– Если потребуется, то да! – резко ответил
Белгарат. – А что ты ожидал, Гарион? Легкую прогулку на открытом воздухе,
быструю победу и триумфальное возвращение домой до зимы? Боюсь, тому не бывать
Привыкай носить кольчугу и меч, потому что это одеяние станет твоим на всю
жизнь Война, судя по всему, будет затяжной.
От иллюзий Гариона не осталось и следа.
Дверь в зал для совещаний отворилась, и вошел Олбан, младший
сын Бренда, чтобы что-то передать отцу. Погода неожиданно испортилась, на
остров обрушился весенний шторм, и серый плащ Олбана сильно промок.
Недовольный перспективой из года в год вести войну на
Востоке, Гарион с раздражением следил за тем, как у ног Олбана, тихо
беседующего с отцом, растекается лужа. Затем как бы невзначай он посмотрел на
его плащ – край капюшона был надорван.
Гарион как зачарованный уставился туда, где не хватало куска
материи, и в следующую секунду его бросило в холодный пот. Чуть вздрогнув, он
перевел взгляд на лицо Олбана. Самому младшему из сыновей Бренда на вид было
столько же лет, сколько и ему, и хотя юноша был ниже его ростом, зато шире в
плечах. Юное лицо в обрамлении белокурых волос казалось серьезным и задумчивым,
как у всех райвенов. Он избегал смотреть Гариону прямо в глаза, не проявляя
признаков нервозности. Однако, когда их взгляды встретились, он быстро отвел
глаза в сторону. Тот, кто пытался убить его, найден!
Совещание шло своим чередом, но Гарион почти ничего не
слышал. Что делать? Действовал ли Олбан в одиночку, или у него были сообщники?
Имеет ли сам Бренд к этому отношение? Трудно сказать, о чем вообще думает
райвен. Он доверял Бренду, однако симпатии Хранителя трона к последователям
культа Медведя придавала определенную двусмысленность этой преданности. Не
может ли Гродег стоять за всем этим? Или, возможно, какой-нибудь гролим?
Гариону припомнился граф Джарвик, душу которого купил Эшарак и который поднял
восстание в Вэл Олорне. Не поддался ли Олбан власти кроваво-красного золота
энгараков, как и Джарвик? Но Райве – остров, единственное в мире место, где
никогда не покажется ни один гролим. Вероятность подкупа исключается.
Во-первых, это было не в характере райвенов, а во-вторых, вряд ли Олбан попадал
в такую ситуацию, которая сделала бы возможной встречу с гролимом. Гарион
нахмурился.
Леллдорина, конечно придется оставить в неведении об этом
открытии. Астуриец с его горячей головой не способен выполнить деликатное
поручение и схватится за меч, чем быстро все испортит.
Когда в совещании наступил дневной перерыв, Гарион пошел
искать Олбана, отказавшись от охраны, но прихватив на всякий случай меч.
По счастливому стечению обстоятельств, почти в таком же
полутемном коридоре, где на его жизнь было совершено покушение, молодой король
столкнулся с младшим Брендом, шедшим ему навстречу. Лицо Олбана слегка
побледнело при виде короля, и, чтобы скрыть смущение, он отвесил низкий поклон.
Гарион кивнул, когда они поравнялись, как бы намереваясь пройти молча, но через
два шага обернулся и негромко окликнул:
– Олбан!
Сын Бренда резко повернулся. На его лице был написан ужас.
– Я заметил, что край твоего плаща порван, –
произнес Гарион безразличным голосом. – Когда ты будешь его чинить, это
может пригодиться. – И он вынул из камзола злополучный кусок материи и
протянул его перепуганному юноше.
Олбан уставился на него, не в силах сдвинуться с места.
– Уж поскольку речь зашла о пропажах, – продолжал
Гарион, – прихвати и это. Ты где-то уронил его. – Он сунул руку в
камзол и вынул кинжал с погнутым острием.
Олбан затрясся, затем неожиданно опустился на колени.
– Пожалуйста, ваше величество, – взмолился
он, – разрешите мне убить себя. Если отец проведает, что я натворил, то не
переживет этого.
– Почему ты хотел убить меня? – спросил Гарион.
– Из любви к отцу, – признался сын Бренда со
слезами на глазах. – Он был правителем Райве, пока не пришли вы. Он едва
пережил такое унижение. Я не мог больше видеть его страдания… Прошу вас, ваше
величество, не посылайте меня на эшафот, как обычного преступника. Дайте
кинжал, и он окажется в моем сердце прямо сейчас. Избавьте отца от самого
страшного в его жизни унижения.
– Не мели чепухи и вставай. Глупо стоять на коленях.
– Ваше величество…
– Погоди, – прервал его Гарион. – Дай
сообразить. – Пришедшая на ум идея стала приобретать очертания. –
Отлично, – наконец проговорил он, – так и поступим. Ты отправляешься
с этим ножом и оторванным куском в гавань, выбрасываешь их в море и продолжаешь
вести себя так, словно ничего не случилось.
– Ваше величество…
– Я не кончил. Ни ты, ни я впредь не заводим разговор
на эту тему. Я не хочу публичных признаний и категорически запрещаю тебе
убивать себя. Ты понимаешь меня, Олбан?
Молодой человек только молча кивнул.
– Я слишком дорожу твоим отцом, чтобы допустить огласку
этого дела. Все обошлось, и забудем об этом. Забирай эти вещи и убирайся долой
с моих глаз. – Он сунул нож с куском материи в руки Олбана и внезапно
почувствовал раздражение. Беспокойные недели оглядывания через плечо позади… и
ничего. – Да, вот еще что, Олбан, – прибавил он, когда трясущийся
райвен повернулся, чтобы идти. – Больше не метай в меня ножи. Если
захочешь сразиться, скажи об этом прямо. Мы найдем какое-нибудь более
подходящее место и изрежем друг друга на куски, если ты этого добиваешься.
Олбан бросился бежать весь в слезах.
– Сделано очень хорошо, Белгарион, – похвалил
знакомый голос.
– О, замолчи, – ответил Гарион.
