Рыбаки, обитавшие на заболоченном побережье, чертами лица
походили и на олгаров, и на драснийцев. Они были немногословны и настороженно
отнеслись к незнакомцам. Свои жилища они строили на сваях, вбитых глубоко в
топкую землю. Эти дома насквозь пропитались запахом тухлой рыбы, который всегда
ощущается при приближении к таким селениям. Прошло немало времени, прежде чем
удалось отыскать человека, решившего продать свою лодку, которого еще долго
пришлось убеждать, что три лошади в придачу к серебряным монетам – вполне
достойная цена за утлое суденышко.
– Она протекает, – заявил Силк, указывая на воду,
скопившуюся на дне лодки, когда они, налегая на шесты, отплыли от смердящей
деревни.
– Все лодки протекают, – спокойно сказал
Белгарат. – Это им на роду написано. Бери ведро и вычерпывай.
– Она снова наполнится.
– Ну и что… будешь снова вычерпывать. Главное – дать
себя опередить.
Болотам, заросшим рогозом и тростником, казалось, не будет конца.
Им попадались каналы, протоки и довольно часто озера, по которым плыть было
гораздо легче. Воздух был пропитан влагой и по вечерам кишел комарами. Всю ночь
лягушки распевали свои любовные песни, приветствуя с пьянящей радостью
наступление весны. В прудах и озерах плескалась рыба, а на пропитанных водой
кочках нежились бобры и ондатры.
Так, отталкиваясь шестами, они следовали по извилистому
лабиринту каналов, пронизывающих устье реки Олдура, двигаясь на северо-восток.
Через неделю они пересекли условную границу и оставили Олгарию позади.
Однажды они сели на мель; пришлось вылезать из лодки и,
увязая по колено в тине, вытаскивать её. Когда лодка снова оказалась на плаву,
Силк, мрачнее тучи, уселся на кромке борта, рассматривая свои сапоги, покрытые
толстым слоем грязи. Когда он заговорил, в его голосе звучало неподдельное
отвращение:
– Великолепно! Как чудесно снова очутиться дома, в
родной, старой и грязной Драснии!
Глава 18
Несмотря на раскинувшуюся вокруг сплошную трясину, Гарион
заметил, что здесь, в Драснии, болота отличаются от тех, которые остались
южнее. Протоки стали более узкими и извилистыми. После двух дней лавирования по
ним у Гариона сложилось впечатление, что они заблудились, и он спросил у Силка:
– Ты знаешь, куда мы плывем?
– Не имею ни малейшего представления, –
чистосердечно ответил тот.
– Ты же утверждал, что везде знаешь дорогу, – с
упреком бросил ему Гарион.
– В этих болотах невозможно разобраться, Гарион, –
просто ответил Силк. – Все, что от тебя требуется, – идти против
течения и надеяться на лучшее.
– Должен быть где-то верный путь, – возразил
Гарион. – Почему бы не расставить какие-либо знаки?
– Нет смысла. Смотри. – Коротышка ткнул своим
шестом в твердый на вид бугор, выступающий из воды. Кусок земли медленно отплыл
в сторону. Гарион с изумлением уставился на него.
– Это плавучий остров, – объяснил Белгарат,
вытирая пот со лба. – Семена падают на него, растет трава, а ветер и
течение гонят его куда вздумается. Вот почему тут нет и не может быть
проторенного пути.
– Дело не только в ветре и протоках, – мрачно
изрек Силк и, глядя на опускающееся солнце, добавил:
– На ночь надо где-то приткнуться.
– А что, если тут? – спросил Белгарат, указывая на
возвышавшийся островок, покрытый густым кустарником и листьями.
Когда они подплыли к островку, Силк несколько раз пнул землю
ногой.
– Надежен, – заявил он, вылез из лодки и начал
карабкаться наверх, не забывая при этом притоптывать. Под ногами действительно
была земля. – Здесь сухо, – доложил он, – и на другой стороне
есть плавник. Ради разнообразия можно поспать на твердой земле и даже
приготовить горячий ужин.
После того как вытащили на берег лодку, Силк предпринял
самые строгие меры предосторожности, чтобы её не смыло водой.
– Так ли уж это необходимо? – спросил Гарион.
– Лодка, конечно, паршивая, – ответил Силк, –
но она у нас единственная. Не будем искушать судьбу.
Они разожгли костер и поставили палатку. Солнце медленно
садилось за грядой облаков, окрашивая болото в ярко-красные тона. Силк достал
сковородку и принялся готовить еду.
– Она слишком раскалена, – критически заметил
Гарион, видя, что Силк собирается положить нарезанные куски грудинки на шипящую
чугунную сковородку.
– Ты хочешь сам заняться стряпней?
– Я просто предупреждаю. Извини.
– У меня же нет такого опыта, как у тебя,
Гарион, – съязвил Силк. – Я ведь не рос на кухне тети Пол. Как умею,
так и готовлю.
– Что ты лезешь в бутылку? Я просто сказал, что
сковородка слишком горяча
– Как-нибудь обойдусь без твоих советов.
– Как знаешь… но грудинка может подгореть.
Силк бросил на него злой взгляд и начал кидать куски мяса на
сковородку, которые, шипя, стали обгорать по краям.
– Ну вот, я предупреждал.
– Белгарат, – пожаловался Силк, – убери его
отсюда.
– Отойди, Гарион, – сказал старик. – Он
испортит ужин без посторонней помощи.
– Спасибо! – саркастически сказал Силк.
Ужин, однако, оказался отнюдь не плохим. Перекусив, они сели
и принялись молча наблюдать за горящим костром и пурпурным вечерним солнцем,
опускающимся за горизонт. Лягушки возобновили свое кваканье в тростнике, и
птицы, пристроившиеся на тонких ветках рогоза, лениво щебетали и чирикали.
Коричневатая вода тихо плескалась у их ног; время от времени её поверхность
разрывали пузыри болотного газа, стремившиеся вырваться наружу. Силк тяжело
вздохнул и сказал:
– Ненавижу это место. Ненавижу его всей душой.
В ту ночь Гариону приснился кошмар. Это был уже не первый
страшный сон с тех пор, как они покинули Райве, и теперь, внезапно сев, весь
дрожа и обливаясь холодным потом, он лишний раз убедился, что страшное видение,
которое мучило его с детства, не даст уснуть В отличие от обычного тревожного
сна оно не сопровождалось погонями и угрозами. Перед ним всегда представало
одно и то же ужасно безобразное лицо. Никогда не видя обладателя этого лица, он
точно знал, кому оно принадлежит, и теперь особенно отчетливо осознал, почему
этот образ преследует его.
