– Никак не пойму, почему ты избрал такой тон со мной,
мальчик, – недовольно сказал старик. – Ну ладно, если ты такой
настырный… я был вынужден настоять на своем, и мой властелин согласился.
– Ты пошел на это из-за того, что пожалел её?
– Ты использовал не совсем правильное слово, Гарион.
Давай скажем так – у меня свое понимание справедливости.
– Если ты знал, что уступишь ей, то какой резон был
спорить?
– Я хотел убедиться, что она действительно хочет этого.
Да и нельзя давать людям основания считать, будто ты делаешь для них все, о чем
они ни попросят, хотя, может, так оно и есть Силк выпучил глаза от удавления и
растерянно спросил:
– Ты страдаешь жалостью, Белгарат? Ты?! Если люда
узнают, твоей репутации будет нанесен сокрушительный удар.
– Я думаю, ты не станешь об этом распространяться,
Силк, – смущенно, как бы оправдываясь, произнес чародей. – Людям не
обязательно все знать, как ты считаешь?
У Гариона словно глаза открылись. Силк, рассудил он, прав.
Он никогда не задумывался над этим, но Белгарат слыл безжалостным человеком.
Укоренилось мнение, что Вечноживущий отличается непримиримостью – стремлением
пожертвовать чем угодно рада достижения цели, сколь туманной, столь и никому не
ведомой. Но этот поступок открыл в старике новую черту характера – мягкость
Белгарат, чародей и волшебник, все-таки не был лишен человеческих слабостей.
У края болот тянулась земляная насыпь, уходящая по обе
стороны за туманный горизонт.
– Она, – сказал Силк, оборачиваясь к Гариону и
указывая на насыпь, – входит в толнедрийскую систему дорог.
– Белгарат, – произнес Тупик, высовывая голову из
воды рядом с лодкой, – спаси-бо те-бе.
– О, Тупик, пожалуй, вы и без меня научились бы
говорить, – ответил старик. – Понимаешь, вы почти подошли к этому.
– Мо-жет, да, мо-жет, нет, – не согласилась
кикимора. – Хо-теть го-во-рить и го-во-рить – раз-ные ве-щи. Не-одана-ко-вые.
– Скоро вы научитесь врать, – съязвил Силк, –
и тогда ни в чем не уступите людям.
– Зачем учиться говорить, если врать? – спросил
озадаченный Тупик.
– Со временем поймешь.
Тупик нахмурился, и его голова скрылась под водой, потом
показалась еще раз, уже вдали от лодки.
– До свидания, – раздельно проговорил он. –
Тупик благодарит вас… за маму. – Затем, не поднимая волн, он исчез.
– Что за странное существо, – улыбнулся Белгарат.
Испуганно вскрикнув, Силк судорожно сунул руку в карман.
Что-то бледно зеленое выскочило из его руки и шлепнулось в воду.
– В чем дело? – спросил Гарион. Силк с отвращением
ответил:
– Этот урод сунул лягушку мне в карман.
– А может, это был подарок? – предположил
Белгарат.
– Лягушка?
– С другой стороны, может, и нет, – усмехнулся
Белгарат. – Он, конечно, немного примитивен, но ведь у этих существ только
начинает зарождаться чувство юмора…
Через несколько миль, пройдя по указанной Тупиком дороге,
ведущей с севера на юг, поздно вечером они добрались до постоялого двора. Переночевав
в нем и купив лошадей за такую цену, что Силк не мог не поморщиться, на
следующее утро Гарион с верными друзьями поскакал в направлении Боктора.
Сцена, разыгравшаяся на болотах, дала Гариону обильную пищу
для размышлений. Он пришел к убеждению, что сострадание – это вид любви, но
только более широкий, чем то узкое понятие, о котором у него раньше сложилось
мнение. Слово «любовь», если в него вдуматься, говорил себе Гарион, включает
множество вещей, которые на первый взгляд вроде бы не имеют никакого к ней
отношения. Размышляя таким образом, Гарион пришел к следующему выводу: его
дедушка, человек, которого называли «Вечноживущим», вероятно, за семь тысяч лет
выработал у себя способность к любви, о которой даже отдаленно не догадываются
люди. Несмотря на кажущуюся грубоватость и раздражительность, вся жизнь
Белгарата служила проявлением этой необыкновенной любви. Когда они ехали,
Гарион частенько поглядывал на чудаковатого старика, и образ древнего и
всемогущего чародея, возвышающегося над простыми смертными, постепенно начал
стираться, уступая место обычному человеку… несомненно, сложному, но доброму.
Спустя два дня, когда установилась хорошая погода, они
добрались до Боктора.
Глава 20
Гариону Боктор показался городом очень просторным. Дома, как
правило, были не выше двух этажей и не жались тесно друг к другу, как в других
городах, которые он видел. Улицы были широкие и прямые и очень чистые.
Он заметил это, когда они ехали по просторному, обсаженному
деревьями бульвару.
– Боктор – новый город, – пояснил Силк. –
Более или менее.
– Я считал, что он стоит со времен Драса – Бычья шея.
– О, так и было, – сказал Силк, – но старый
город разрушили энгараки, когда вторглись сюда пять тысяч лет назад.
– Я забыл об этом, – признался Гарион.
– После Во Мимбра, когда наступило время перемен, было
решено начать все сначала, – продолжал Силк. – Лично мне Боктор не по
душе. В нем мало закоулков и глухих улочек. Невозможно повернуться без того,
чтобы тебя кто-то не увидел. – Он обернулся к Белгарату:
– Это мне кое о чем напоминает, между прочим. Так что
на центральный рынок мне лучше не соваться. Личность я здесь довольно
известная, и всему городу необязательно знать о моем прибытии.
– Ты считаешь, что мы можем незаметно
проскользнуть? – спросил Гарион.
– В Боктор? – рассмеялся Силк. – Конечно,
нет. Нас уже видели с десяток людей. Слежка тут любимое занятие. Поренн донесли
о нашем прибытии еще до того, как мы вошли в город. – Он взглянул в окно
на втором этаже одного из домов и изобразил пальцами жест упрека на тайном языке
жителей Драснии. Занавеска в окне чуть колыхнулась. – Слишком
грубо, – заметил он с явным разочарованием. – Должно быть,
первокурсник академии.
– Возможно, у него разыгрались нервы от того, что он
увидел знаменитость, – предположил Белгарат. – Что ни говори, а ты,
Силк, человек легендарный.
