Силк сидел на своем месте, обхватив голову руками и упершись
локтями в лужу вина, пролившегося из перевернутой кружки. Неподалеку с
непроницаемым лицом сидела усталая королева Драснии. Остановившись в дверях,
Гарион услыхал, как Силк всхлипнул. С мягким, почти нежным выражением лица
королева Поренн встала, обошла вокруг стола и, обняв его голову, прижала к
себе. В отчаянии Силк припал к её груди, рыдая как ребенок.
Королева Поренн посмотрела на Гариона. По её лицу было
видно, что она близко к сердцу принимает его горе, и этот взгляд выразил
сострадание к тому, кого она любила (но не так, как тому хотелось бы), а также
глубокое сочувствие за все те страдания, которые были вызваны свиданием с
матерью.
Так молчаливо Гарион и королева Драснии стояли, глядя друг
на друга и понимая, что происходит в душе каждого.
Когда наконец Поренн заговорила, голос её, на удивление,
звучал спокойно:
– Теперь можно уложить его спать. После того как он
выплачется, ему обычно становится легче.
На следующее утро они покинули дворец и присоединились к
каравану, движущемуся на восток. Драснийские болота за Боктором производили унылое
впечатление. Северный караванный путь пролегал в низинах между холмов, покрытых
скудной растительностью. Несмотря на то что весна была в самом разгаре,
казалось, болота увядают и смена времен года только едва коснулась их; ветер,
дувший с севера, порой приносил с собой дыхание зимы.
Силк ехал молча, опустив глаза в землю, и Гарион не мог
определить, то ли это от печали, то ли от похмелья. Белгарат также хранил
молчание, и только колокольчики, привязанные к шее мулов, нарушали гнетущую
тишину.
В полдень Силк встряхнулся, поднял опухшие глаза и сказал,
ни к кому не обращаясь:
– Никто не догадался захватить что-нибудь выпить?
– Тебе вчерашнего мало? – ответил Белгарат.
– То было для развлечения. Сейчас требуется для
лечения.
– Может, подойдет вода? – предложил Гарион.
– Я не собираюсь мыться, Гарион. Мне нужно утолить
жажду.
– Пожалуйста. – Белгарат протянул страдальцу мех с
вином. – Но не переборщи.
– Можешь не беспокоиться, – сказал Силк, сделал
глубокий глоток и, вздрогнув, поморщился. – Где ты купил это? Запах такой,
будто там вымачивали старые ботинки.
– Никто не заставляет тебя пить.
– Приходится.
Силк приложился еще раз, заткнул мех пробкой и отдал
Белгарату. Затем недовольно оглядел болота и пробурчал:
– Ничего, не изменилось. Боюсь, что Драсния какой была,
такой и осталась. Либо слишком сыро, либо слишком сухо. – Он поежился под
холодным ветром. – Между прочим, к вашему сведению, между нами и полюсом,
откуда дует ветер, ничего и никого нет, разве что попадется на глаза отбившийся
от стада олень
Гарион облегченно перевел дух. Шуточки и замечания Силка
становились все более смелыми и даже резкими. Когда караван остановился на
ночлег, это был почти прежний Силк.
Глава 21
Караван продолжал медленно двигаться среди безрадостных
мшистых болот восточной Драснии под печальный перезвон колокольчиков,
разносившийся далеко окрест. Вскоре стали попадаться то тут, то там вересковые
кусты с едва распустившимися крошечными розовыми цветками. Небо затянули тучи,
и ветер, дующий с севера, тянул свою заунывную песню. Настроение у Гариона было
под стать печальному и блеклому окружающему пейзажу. Одно обстоятельство,
которое он больше не мог таить в себе, тревожило его все сильнее и сильнее:
каждая пройденная миля, каждый сделанный шаг приближали Маллорию и встречу с
Тораком. Даже тихая мелодия Ока не успокаивала. Торак был богом – непобедимым,
вечным, и Гарион, не достигший даже зрелого возраста, по своей собственной воле
направляется в Маллорию, чтобы отыскать его и сразиться с ним не на жизнь, а на
смерть Гарион старался не думать о слове «смерть». В течение долгих поисков
Зидара и Ока оно всплывало раз или два, но теперь чаще и чаще приходило на ум.
Сражаться с Тораком придется в одиночку. Ни Мендореллен, ни Бэйрек, ни Хеттар с
их непревзойденным искусством фехтовании не придут на помощь; тут не помогут
колдовские чары Белгарата и тетя Пол; Силк тоже не сможет придумать
какой-нибудь хитрый ход, который позволил бы ему уклониться от этой грозной
встречи. Разъяренный исполинский бог тьмы, жаждущий крови, набросится на него.
Гарион теперь испытывал страх перед сном, так как сон нес с собой кошмары,
которые днем преследовали его, и каждый следующий был страшнее предыдущего.
Он очень боялся. С каждым уходящим днем страх нарастал, и от
этого становилось даже горько во рту. Больше всего на свете ему хотелось
бросить все и бежать, но он понимал, что не может бежать, да и нет такого
места, где можно скрыться. На всем белом свете не отыщется. Боги сами найдут
его, если он вздумает сбежать, и заставят его выйти на поединок, которому суждено
состояться с тех пор, как время начало отмерять свой ход… Таким образом, ничего
другого не остается, как покориться и ехать навстречу судьбе.
Белгарат, который не всегда спал, находясь в седле, как
могло показаться со стороны, внимательно и молча следил за Гарионом, дожидаясь,
пока страх окончательно им не завладеет. Но в одно пасмурное утро, когда
свинцово-серое небо было таким же мрачным, как и болота, раскинувшиеся вокруг,
он подъехал к Гариону и осторожно спросил:
– Ты не хочешь поговорить об этом?
– Какой смысл, дедушка?
– А вдруг поможет?
– Мне ничего не поможет. Он убьет меня.
– Если бы я так считал, то не позволил бы тебе
отправиться в дорогу.
– Но как сражаться с богом?
– Смело, – последовал безжалостный ответ. – В
прошлом ты был в различных переделках. Я не думаю, что за это время ты сильно
изменился.
– Боюсь, что так, дедушка, – с болью в голосе
признался Гарион. – Мне кажется, я понимаю, что чувствовал Мендореллен.
Страх во мне настолько велик, что я не в силах бороться с ним.
– Ты сильнее, чем думаешь. Ты можешь побороть его, если
захочешь.
Гарион задумался над словами старика, но легче от этого ему
не стало.
– Как он выглядит? – спросил он, движимый
болезненным любопытством.
– Кто?
– Торак.
– Надменный. Меня он никогда не интересовал.
– Он похож на Ктачика… или Эшарака?
