– Что значит время для волка? – загадочно спросила
она. – Волки соединяются на всю жизнь, и горе, вызванное разлукой,
остается навсегда. Когда-нибудь… – Она печально замолчала и затем
вздохнула. – Как только я скроюсь, ты снова переменись. Белгарат захочет
поохотиться с тобой. Так принято. Ты поймешь, когда станешь волком.
Гарион чуть склонил голову и принялся создавать образ волка.
– Да, вот еще что, Белгарион.
– Да, бабушка?
– Знаешь, я тебя очень люблю.
– Я тоже люблю тебя, бабушка.
В следующую минуту её не стало. Гарион вздохнул и
превратился в волка. А затем выбежал навстречу Белгарату, и они занялись
охотой.
Часть 4
Глава 22
Принцесса Се'Недра пребывала в задумчивом, даже
меланхолическом настроении. Как ни нравились ей бури, вызываемые периодическими
вспышками её темперамента, она с сожалением констатировала, что наступило время
мириться с Гарионом. Как-никак им предстояло пожениться, и нельзя расстраивать
жениха больше, чем это необходимо. Такие вспышки объяснялись тем фактом, что он
занимал более высокое положение, а ей не хотелось чувствовать себя ущемленной,
находясь рядом с ним. Вот и все. В целом перспектива выйти замуж за Гариона
представлялась не такой уж неприятной, но такова была принцесса – без
притворства она просто не могла жить, хотя очень любила Гариона. Теперь, после
того, как он понял, что от него требуется, дело пойдет как маслу. Се'Недра
решила отыскать его в тот же день и наладить отношения.
Все утро она провела за изучением «Книги Королей» и схемы,
которую сама тщательно вычертила. Как принцесса империи и королева Райве, она,
без сомнения, превосходила любую великую герцогиню любого дома империи. И
конечно, она была выше по званию, чем королева Чирека Ислена и королева Олгарии
Сайлар. Статус Мейязераны как соправительницы Арендии, однако, вызывал
определенные сомнения. Скорее всего, она и Мейязерана занимают равное
положение. Се'Недра пометила у себя в пергаменте, чтобы через посла Вальгона
направить запрос заведующему протокольным отделом в Тол Хонете относительно
данного вопроса. С торжествующим видом она еще раз взглянула на схему. За
исключением леди Полгары и маленькой королевы Лейлы из Сендарии, которую всё
так называли, поскольку это была очень милая женщина, Се'Недра с
удовлетворением отметила, что она фактически превосходит или, по крайней мере,
не уступает любой благородной леди на Западе.
Внезапно раздался удар грома такой силы, что зашатались
стены цитадели. Се'Недра выглянула в окно, за которым ярко сверкало солнце.
Откуда же гром? Второй удар разорвал тишину, и в залах послышался приглушенный
шум испуганных голосов. Принцесса схватила серебряный колокольчик и позвонила.
– Отправляйся и узнай, что там стряслось, –
приказала она вошедшей горничной и снова принялась изучать схему. Но вот
последовал третий оглушительный удар, крики усилились, и в коридорах забегали
люди. Это невозможно! Разве сосредоточишься при таком шуме и гаме? В
раздражении она поднялась и направилась к двери.
Мимо неё бежали люди, вернее, спасались бегством. В этот
момент из апартаментов леди Полгары с обезумевшими от ужаса глазами и съехавшей
набок короной выскочила королева Лейла.
– В чем дело, ваше величество? – спросила
Се'Недра.
– Полгара! – воскликнула королева Лейла и чуть не
споткнулась в спешке. – Она рушит все, что попадается ей на глаза!
– Леди Полгара?!
От нового удара маленькая королева зашаталась и, чтобы не
упасть, ухватилась в ужасе за Се'Недру.
– Прошу тебя, Се'Недра, узнай, что с ней! Заставь её
остановиться, а то она камня на камне не оставит от крепости.
– Узнать? Мне?
– Она послушается. Она тебя любит. Заставь её
остановиться.
Не раздумывая о возможной опасности, Се'Недра быстро подошла
к двери леди Полгары и заглянула в комнату, где царил сплошной разгром: мебель
перевернута, обои разорваны в клочья, окна выбиты, а в воздухе плавали клубы
дыма. Се'Недра за свою жизнь устроила немало подобных сцен и могла по
достоинству оценить мастерство исполнителя, но погром в комнате Полгары был
абсолютным и выходил за рамки мастерства, становясь стихийным бедствием. Леди
Полгара, с ничего не видящими глазами, вся растрепанная, стояла посередине
комнаты, бессвязно ругаясь одновременно на множестве языков. Одной рукой она
держала измятый лист пергамента, а другую, полусжав, подобно когтистой лапе,
простерла к накаленному добела шару, который она, видимо, вызвала из воздуха и
которому передавала всю свою ярость. Принцесса застыла на пороге и слушала
тирады, срывающиеся с уст Полгары. Страшные проклятия начинались низким
контральто, доходили до ужасного крещендо на верхних регистрах и поднимались
еще выше. Достигнув предела голосовых связок, она принималась рубить воздух
руками, сквозь пальцы которых с треском разлетались молнии, круша все, что
попадало ей на глаза. Таким образом были вдребезги разнесены шесть чайных
чашек, затем наступил черед блюдец, на которых они стояли. После небольшой
заминки та же участь постигла и стол.
Се'Недра услышала сдавленное покашливание за спиной. Король
Энхег, белый как полотно, на миг остановился в дверях, не выдержал, повернулся
и убежал.
– Леди Полгара, – громко произнесла Се'Недра,
обращаясь к волшебнице, пытаясь не столько урезонить её, сколько свести к
минимуму материальный ущерб.
Полгара разнесла на мелкие кусочки четыре бесценные вазы,
стоявшие на камине, четырьмя резкими движениями пальцев. За окном яркое утро
сменилось сумраком, как будто солнце внезапно исчезло с неба, и послышался
приглушенный раскат грома, который, как очень хотелось верить Се'Недре, не
имеет ничего общего с разбушевавшейся женщиной.
– Что с вами? – спросила принцесса, надеясь
отвлечь внимание волшебницы и заставить её прекратить ругаться и сыпать
проклятиями.
Вместо ответа Полгара швырнула пергамент в Се'Недру,
повернулась и превратила в мелкий белый порошок мраморную статую. С безумным
взором она резко повернулась, ища, что бы еще сокрушить, но в дымящейся
комнате, усеянной черепками и осколками, почти не осталось целых предметов.
– Нет! – вскрикнула Се'Недра, когда глаза неуправляемой
женщины упали на стеклянного воробья, подаренного ей Гарионом. Принцесса знала,
что Полгара из всех своих сокровищ особенно дорожит этой птицей, и бросилась
вперед, чтобы защитить хрупкое изящное творение.
