– Ну и что?
– Я просто хотел сказать, что топорно сработал.
– Не забивай голову ерундой.
– Все дело в стиле, мой дорогой Бэйрек, – важно
заметил Силк. – Неряшливость иногда входит в привычку.
Едва забрезжил рассвет, они укрылись среди скопления крупных
камней, разбросанных по равнине. Дерник, Бэйрек и Мендореллен натянули тент над
узким оврагом на западной стороне, присыпав его для маскировки песком.
– Огонь, пожалуй, не стоит разводить, – сказал
Полгаре Дерник, когда они заводили в укрытие лошадей, – а то нас выдаст
дым.
Она кивнула головой и с сожалением добавила:
– Хочется чего-нибудь горячего, но ничего не поделаешь,
придется подождать.
После завтрака, состоявшего из хлеба с сыром, они принялись
укладываться, надеясь за день отоспаться, чтобы ночью снова отправиться в путь.
– Ванна определенно не помешала бы, – недовольно
заметил Силк, вытряхивая из волос песок.
Маленький мальчик взглянул на него, слегка нахмурившись.
Затем подошел и привычно спросил:
– Миссия?
Силк убрал руки за спину и покачал головой.
– Ему что, известно только одно слово? – обратился
он к Полгаре.
– Похоже.
– Я не совсем улавливаю, что он хочет, –
откровенно признался Силк. – Чего добивается?
– Вероятно, ему вдолбили в голову, что его Миссия –
взять Око, – предположила она. – Зидар, должно быть, изо дня в день
твердил это слою, когда он был еще малышом, вот оно и врезалось ему в память
– Порой это меня раздражает, – сказал Силк,
продолжая держать руки за спиной. – Иногда это совсем некстати.
– Очевидно, он мыслит не так, как мы. Перед ним была
поставлена одна-единственная цель – передать камень. Все равно кому. – Она
нахмурилась, что-то обдумывая. – Дерник, почему бы тебе не сделать чехол,
в котором он носил бы Око. Этот мешочек можно повесить ему на пояс. И тогда, не
держа камень все время в руке, он меньше будет о нем думать
– Хорошо, госпожа Пол, – согласился Дерник. –
Мне самому следовало бы догадаться. – Он направился к груде тюков, вытащил
из одного старый, прожженный в нескольких местах кожаный фартук и принялся за
работу. Смастерив мешочек из большого куска, он позвал мальчика. – Иди-ка
сюда.
Маленький мальчик так увлекся изучением чахлого кустика,
росшего на краю оврага, что не слышал кузнеца.
– Эй, Миссия! – громко окрикнул его Дерник.
Мальчик обернулся и, радостно улыбнувшись, побежал к Дернику.
– Почему ты назвал его так? – полюбопытствовал
Силк.
– Кажется, это слою ему нравится, и он откликается на
него. Можно его так звать, пока не подберем что-нибудь более подходящее.
– Миссия? – привычно предложил ребенок, протягивая
камень Дернику.
Кузнец широко улыбнулся, наклонился и раскрыл мешочек.
– Положи туда, Миссия, – ласково сказал он. –
Мы завяжем его крепко-крепко, чтобы он больше не развязывался.
Мальчик охотно сунул камень в кожаный мешочек.
– Миссия, – с серьезным видом заявил он.
– Я тоже так думаю, – не стал возражать ему
Дерник. Он затянул завязки и привязал мешочек к куску веревки, которой был
подпоясан мальчик. – Ну вот, порядок, Миссия. Теперь не выпадет.
Миссия внимательно осмотрел мешочек, потянул узел два-три
раза, как бы пробуя его на прочность, а затем счастливо засмеялся, обнял
Дерника за шею и поцеловал в щеку.
– Он хороший, – засмущался кузнец.
– У него совершенно чистая душа, – прибавила тетя
Пол, склоняясь над спящим Белгаратом. – Он не различает добро и зло,
поэтому все в мире для него хорошие.
– Интересно смотреть на мир такими вот глазами, –
задумчиво произнесла Таиба, гладя улыбающегося ребенка. – Ни огорчения, ни
страха, ни боли – одна лишь любовь ко всему, что видишь, так как веришь, что
все кругом хорошо.
Релг, услыхав это, сердито взглянул на них. Беспокойное
выражение, которое блуждало на его лице с момента освобождения рабыни, уступило
место новому – исступлению, которое и прежде его не оставляло.
– Чудовищно! – задыхаясь, произнес он. Таиба резко
обернулась, пылая негодованием.
– Что может быть чудовищного в счастье? – почти
закричала она, обнимая мальчика одной рукой.
– Мы здесь не для того, чтобы быть счастливыми, –
ответил фанатик, избегая смотреть ей прямо в глаза.
– А для чего?
– Служить нашему богу и избегать греха. – Он
продолжал смотреть в сторону, но голос уже звучал не так уверенно.
– Ну и что? У меня нет никакого бога! – взорвалась
Таиба. – Да и у этого ребенка, наверное, тоже. Стало быть, если тебе все
равно, то мы постараемся быть счастливыми… Ну а если при этом немного согрешим,
что из того?
– У тебя нет стыда! – выдохнул он.
– Я такая, какая есть! И не собираюсь извиняться.
Больше мне нечего сказать.
– Мальчик, – набросился Релг на ребенка, –
немедленно отойди от нее.
Таиба с перекошенным лицом выпрямилась и вызывающе спросила:
– Что это ты задумал?
– Я борюсь с грехом везде, где его зрю!
– Грех, грех, грех! Это все, о чем ты думаешь?
– Он – моя постоянная забота. Я восстаю против него
повсюду.
Она рассмеялась.
– Как скучно. Неужели ты не можешь придумать для себя
занятие поинтереснее? О, я забыла… Ты еще молишься, не правда ли? Все эти вопли
и завывания к богу о том, насколько ты порочен. Мне кажется, что твой Ал ужасно
от тебя устал. Ты так не думаешь?
Охваченный яростью, Релг погрозил кулаком.
– Никогда не смей упоминать имя Ала!
– Ты ударишь меня, если я это сделаю? Меня били всю
жизнь. Давай, Релг. Почему бы тебе не ударить меня? – Она подставила свое
грязное лицо.
Рука Релга беспомощно опустилась вниз.
Почувствовав свое превосходство, Таиба поднесла руки к
вырезу серого грубого платья, которое дала ей Полгара.
