Совсем не такой, как этот…
Лиза выронила кинжал Хозяина, он с металлическим звоном упал на пол. Она опустила руку в карман, и рукоятка Капиного кинжала словно сама легла в ее руку. Эта рукоятка не обожгла ее, но в руку влилось живое тепло, заструилось по жилам, разорвало опутавшую ее липкую паутину подчинения.
У человека не должно быть хозяина! Человек должен сам решать, как поступать, должен сам решать, что хорошо и что плохо!
Тепло кинжала придало Лизе силы, помогло ей справиться со страхом.
Она вынула кинжал из кармана.
Лезвие ярко сияло, и это сияние озарило темное мрачное помещение.
Древнее существо попятилось, отползло к подвальной двери, заслонив лицо рукой от света.
– Что это? – зашипело оно со страхом и ненавистью. – Откуда это у тебя?
– Что, дядюшка, кажется, ты удивлен? – насмешливо проговорила Лиза. – А ведь тебе должна быть знакома эта вещица! Ты ведь только что говорил о голосе крови, о семейных ценностях, а этот кинжал – фамильная вещь! Узнаешь? Вижу, что узнаешь!
– Убери его! – прошипело существо. – Убери сейчас же!
– И не подумаю! И что ты мне можешь сделать?
Существо молчало, и Лизе казалось, что с каждой секундой оно становится меньше и слабее.
– Знаешь, чем мы с тобой отличаемся друг от друга, дядюшка? – проговорила Лиза. – Я тебе нужна, а ты мне – нет!
Существо перекосилось от ненависти, повернулось к Никите, который до сих пор стоял в стороне, не вмешиваясь в разговор.
– Можешь взять ее себе, – проговорило существо. – Ты голоден. Я разрешаю тебе утолить свой голод ее кровью.
– Что-то я не понимаю, дядюшка, – Лиза попятилась. – Ведь если он убьет меня, ты навсегда останешься пленником этого дома! Ведь тебе нужна моя живая кровь, чтобы снять печать! Живая кровь!
– Что поделать! Придется подождать еще немного. Я ждал сотню лет – подожду еще! Что же ты? – существо повернулось к Никите. – Я позволил тебе утолить голод! Чего ты ждешь?
– Но, Хозяин… – Никита сделал шаг вперед и снова попятился, он словно разрывался между двумя силами, между двумя голосами, сквозь его мертвенное лицо вампира вдруг проступили человеческие черты. – Но, Хозяин, я не могу…
– Не можешь? – Древнее существо снова увеличилось, лицо его стало грозным и властным. – Ты забыл, кто твой Хозяин?
– Нет, я помню… – Никита сбросил оцепенение и устремился к Лизе.
Его глаза опять стали пустыми и мертвыми, в них не было никакого выражения, кроме всепоглощающего голода.
Лиза вскрикнула, прижалась к стене…
В этот страшный миг дверь дома распахнулась, на пороге появился невзрачный лысоватый человек в старомодных очках. В руке у него был старинный однозарядный пистолет.
– Ни с места! – рявкнул Малашкин, наведя свое антикварное оружие на Никиту. – Руки за голову!
– Это что еще за клоун? – Никита или тот, кто когда-то был Никитой, скосил глаза на следователя. – Убери свою игрушку, я ее не боюсь! Ты не понимаешь, жалкий человек, с кем имеешь дело! Я – бессмертный, сын ночи! Твое оружие для меня не опаснее детской игрушки! Сейчас покончу с ней и возьмусь за тебя!
Он склонился над Лизой, потянулся к ее горлу…
Малашкин нажал на спусковой крючок пистолета.
Старинное оружие не подвело: раздался оглушительный выстрел, и серебряная пуля пронзила тело вампира.
Вампир покачнулся, отступил в сторону от Лизы. На его мертвенно-бледном лице проступило удивление, сменившееся растерянностью и ужасом. В следующую секунду он упал на пол, забился в судорогах. Из его рта хлынула черная кровь, сам он задымился, как гнилая головешка, а еще через секунду исчез без следа.
– Хорошо делали оружие триста лет назад! – удивленно проговорил Малашкин, рассматривая дымящийся пистолет. – А вообще, что здесь происходит?
– То, что здесь происходит, – не твоего ума дело! – проговорило древнее существо, поднимаясь на ноги и вырастая на глазах. – Тебе удалось убить моего помощника, но на этом твое везение кончилось. Я гораздо сильнее его, меня не возьмешь серебряной пулей, да у тебя и пуль больше нет. Так что пошел прочь, если не хочешь стать моим ужином! У нас с моей кузиной свои собственные счеты, а ты тут посторонний!
Существо стало еще больше и вдруг превратилось в сгусток темноты, в черный смерч, который наполнил собой всю комнату.
Смерч налетел на Лизу, сбил ее с ног. Она упала на пол и выронила заветный кинжал. Кинжал был совсем близко, но она не могла до него дотянуться, не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, живая сгустившаяся темнота придавила ее, как каменная плита. В нескольких шагах от нее корчился на полу Малашкин, как и она, придавленный неодолимой тяжестью тьмы.
Из тьмы проступило лицо – иссеченное шрамами лицо средневекового воина, бесстрашного и беспощадного.
– Что ж, жаль, что мне не удалось сегодня выйти на свободу, – проговорил этот воин. – Но еще не все потеряно. В следующий раз мне больше повезет, а теперь, кузина, настал твой черед приобщиться к воинству ночи…
Он открыл рот – и Лиза увидела страшные волчьи клыки. Эти клыки были нацелены прямо на ее горло…
Ужас пронзил ее.
Она скосила глаза туда, где лежал кинжал, такой близкий и такой недоступный. В это мгновение Малашкин ногой подтолкнул к ней кинжал, и теплая рукоятка снова легла в руку.
И эта рука словно обрела самостоятельную жизнь, самостоятельную волю. Она преодолела страшную тяжесть тьмы и поднялась, направив кинжал вверх, на грудь жуткого существа.
Не замечая угрозы, вампир нагнулся, чтобы вонзить клыки в горло девушки, – и наткнулся на сияющее лезвие.
Жуткий, оглушительный крик заполнил помещение, вырвался из дверей и окон.
В этом крике был и ужас, и ненависть, горечь и страдание. Словно все души ада закричали разом, осознав предстоящие им тысячи лет невыносимых мучений.
Лицо страшного создания снова стало меняться, вот это опять уродливый старик, вот это прекрасный юноша, вот ребенок, вот зрелый мужчина, а вот – уродливое существо, ничуть не похожее на человека, – рогатая жаба в золотой короне, с длинными волчьими клыками, с которых капала ядовитая слюна…
И вот, сбросив этот последний облик, вампир обратился в струйку дыма – и рассеялся, не оставив после себя и следа.
И в ту же секунду исчезла тяжкая тьма, навалившаяся на Лизу.
Она находилась в самой обычной комнате загородного дома, довольно запущенной комнате, заставленной ломаной мебелью.
Рядом с ней сидел следователь Малашкин.
Он удивленно вертел головой.
– Ну и дела, – проговорил наконец Малашкин. – И что мне теперь делать? Арестовать некого, подозреваемые самоликвидировались, как же я все дела закрою? И что доложу начальству, если не хочу, чтобы меня прямым ходом отправили в дурдом?
