– Так он с драндулетом своим возится, – отозвался невидимый Леха. – Меня тоже звал, но я не пошел. В моей «девятине» давно пора масло менять, да здоровье не позволяет.
– Лежи уж, ты и так хорош, – усмехнулась Танюха.
– Кто хорош? Я хорош? – проревели из комнаты. – А ну иди сюда, шалава подзаборная, я научу тебя родину любить!
– Спасибо за помощь, я, пожалуй, пойду, – поспешила я откланяться и, не дожидаясь, пока Леха соберется с силами, встанет со своего одра и поставит подруге фингал под второй глаз, бегом припустила вниз по лестнице.
Не особенно доверяя словам похмельной парочки, я решила сама убедиться, что мы с соседкой потерпевшего Трошина говорим об одном и том же человеке. Отыскать гаражи не составило большого труда. Вдоль трехэтажных домов, поставленных подковой, росли буйные кусты сирени, образовывая тенистый сад, в конце которого высилась голубятня. А за ней, как объяснил дворник-азиат, как раз и простираются те самые гаражи. Пройдя сквозь двор, я приблизилась к крайнему гаражу и заглянула в приоткрытые ворота.
– Добрый день, – прокричала я в темноту. – Не подскажете, где я могу найти Василия Ивановича Трошина?
Из сумрака на мой крик вышел приземистый крепыш, вытирая руки серой замасленной тряпкой.
– Чего орешь? – недовольно спросил он.
– Я Трошина ищу, может, знаете, где его найти?
Лицо мужчины скривила язвительная усмешка, и он указал на соседний гараж.
– Чего его искать-то? Слышите за стеной?
Я прислушалась, действительно услышала натужное кряхтение и кивнула головой.
– Так это ваш Трошин бампер об колено выправляет – его коронный номер.
– Постойте, как это об колено, когда у него нога парализована? – возмутилась я. – Он же инвалид!
– Чего вы на меня кричите? Идите и сами посмотрите! Раскричалась тут!
Раздраженно махнув тряпкой, крепыш виртуозно выругался и побрел обратно в сумрак. Не зная, что и подумать, я отправилась в соседний гараж. Ситуация мне переставала нравиться. Если у потерпевшего и в самом деле всего лишь незначительный перелом ноги, значит, нет никакого нанесения тяжкого вреда здоровью и нужно требовать переквалификации уголовной статьи на причинение вреда средней тяжести. Тогда преступление перестает быть тяжким, а это существенно меняет дело. На мой стук дверь соседнего гаража поползла в сторону, и меня с головой накрыло запахом воблы и пива. В щель выглянул старик в военной форме без погон.
– Добрый день, мне нужен Василий Иванович Трошин, – вежливо проговорила я, на всякий случай отступая назад.
– Васек, это к тебе! – прокричал открывший в глубину гаража.
По бетону застучали костыли, и, отодвинув отставного военного в сторону, в дверь протиснулся широкоплечий мужик без возраста. Необъятное голое пузо нависало над резинкой камуфляжных штанов, на ногах красовались банные тапки. Я давно заметила, что у хронически пьющих людей наступает момент, когда они перестают меняться. Где-то лет в сорок пять внешность их консервируется, и они сохраняют вид людей без возраста до глубокой старости. Передо мной стоял как раз такой персонаж, очень похожий на артиста Моргунова из бессмертной киноэпопеи про Труса, Балбеса и Бывалого. Одной рукой опираясь на костыль, в свободной руке он держал полную кружку пива.
– Чего хотела? – нелюбезно поинтересовался потерпевший Трошин, окидывая меня недовольным взглядом.
Я перевела глаза с пенной кружки на загипсованную конечность и решительно произнесла:
– Добрый день, Василий Иванович. Я адвокат Агата Рудь, представляю интересы Валерия Воловика.
На мясистом лице оппонента отразилась такая лютая ненависть, что мне стало страшно, как бы его гнев не обернулся против меня.
– Девку, значит, прислал, – выдохнул Трошин, отхлебывая пиво.
– Может, попробуем договориться? – понимая всю бессмысленность своих слов, все же предложила я. – Мой клиент мог бы заплатить вам компенсацию за причиненный ущерб.
– Пусть подавится своими деньгами! В гробу я их видел вместе с твоим клиентом! Я справедливости хочу! – взревел потерпевший, взмахнув рукой так, что остатки пива выплеснулись ему за спину. – Думает, раз он на фашистском мотоцикле ездит, может других унижать? Нет уж, пусть в тюрьме посидит, жизнь узнает, дерьма понюхает, пусть о него там ноги вытрут! А деньги он мне и так заплатит! Я без ноги из-за него остался! У меня каждый рецепт подколот!
Громыхая костылем, Трошин двинулся в глубь гаража, должно быть, чтобы принести рецепты и предъявить их мне, доказав таким образом правоту своих слов, а на его месте у гаражных ворот показался благообразный господин в свежей рубашке. В этой компании он смотрелся как сенбернар в стае дворняг и вызывал вполне резонный вопрос «а что он здесь делает?».
– Насколько я понял, вы адвокат Воловика, – строго проговорил он, окинув меня холодным взглядом. – Что вы хотите от Василия?
Понимая, что этот собеседник куда адекватнее предыдущего, я с воодушевлением проговорила:
– Может, попробуем заключить мировую? Мой клиент извинится перед Василием Ивановичем и компенсирует затраты на лечение, а господин Трошин напишет заявление в прокуратуру, что не имеет претензий к Воловику.
– Не имеет претензий? – поднял кустистые брови седой старец. – Да что вам известно про телесные повреждения Трошина? У Василия политравма большой берцовой кости, перелом со смещением и деформацией межберцового сочленения, образовавшийся в результате жестоких побоев, нанесенных вашим клиентом. Василию проводится лечение интрамедуллярным методом, а это стоит огромных денег. Конечно, вы компенсируете каждую копейку, потраченную на лечение, но не в этом дело! Кроме денег, есть еще понятие чести и совести, а оно не продается и не покупается, ну да откуда вам об этом знать!
Отметив про себя профессиональный язык, которым излагает аспекты дела приятель потерпевшего, я откланялась и поспешила к машине. По дороге в Жуковский я анализировала сложившуюся ситуацию. Получается, что потерпевший Трошин на самом деле никакой не инвалид. Он бодро передвигается на костылях, ожидая, когда снимут гипс, а вовсе не лежит, беспомощный, в больнице на вытяжке с металлическими штифтами, как бывает при сложных переломах. Нет, вред здоровью ему, безусловно, причинен, но вовсе не тяжкий, а средней тяжести, а это уже статья сто двенадцатая, часть первая, карается годом лишения свободы. Хотя я не медик, мне трудно судить. А вот седой старец, с которым я имела счастье беседовать в гараже, похоже, по профессии как раз медик, если он так точно повторил труднопроизносимый диагноз своего приятеля. Очень интересно, тут есть над чем подумать! Я воспрянула духом: бесперспективное на первый взгляд дело Воловика на поверку оказалось полным загадок и тайн. Если бы не договоренность с Екатериной Андреевной встретиться в полдень в институте экспериментальной биофизики, я бы непременно переговорила со свидетелями, якобы опрошенными Борисом, и обязательно наведалась бы на заправку. Сдается мне, что Устинович-младший палец о палец не ударил, чтобы проверить показания потерпевшего. Но я непременно этим займусь, вот только доберусь до скелетов, которые прячут в шкафу мои старики!
