Вместе с Самантой он долго гулял по ее кварталу. Она показывала ему окрестности, а он насвистывал увертюры и арии из разных опер, желая произвести на нее впечатление. Наконец, она пошутила: скоро за ними увяжутся все местные собаки.
Они гуляли уже двадцать минут, когда с ними поравнялась черная спортивная машина. Завизжали тормоза. Из окошка высунулся какой-то недомерок азиатского вида и прицелился в Чарли из пистолета.
– Бабах! – сказал он. – Сейчас я тебя убью на хрен, белый мальчик!
24
Аллен Фейн обжирался фаст-фудом и убеждал себя, что все идет отлично. Так бывало всегда, когда он проделывал кое-какие делишки за спиной у Джерри Леркази. Радость победы сменялась леденящим ужасом. В такие дни Фейн в огромных количествах поглощал гамбургеры и прочую дрянь, запивая все это противоязвенными препаратами. Проходило не меньше недели, прежде чем он осмеливался решиться на очередную самостоятельную вылазку.
Может, прислать боссу в подарок свою массажистку? Сделать ему приятное. Фейн не сомневался в том, что Леркази оценит азиатку по достоинству и обязательно предложит ей работу в «Да здравствует тело». Вот взбесится его подружка Бренда! Фейн расплылся в улыбке.
– Бедняжка Бренда, чтоб ее черти драли, – сказал он, подъезжая к закусочной «Макдоналдс».
Ренато Френи сидел в кабинке китайского ресторана в центре Лас-Вегаса наискосок от Джерри Леркази. Он только что поведал местному крестному отцу о сложном положении, в каком очутился после нью-йоркского контракта. Высокая худая китаянка в синих брюках и красной футболке положила перед ним коврик-подставку. Френи кивнул ей.
– Спасибо, дорогуша, – сказал он. – Мне только диетическую колу.
Леркази помешал лапшу в бульоне, зачерпнул горячей жидкости, подул и шумно втянул бульон в себя. Он заговорил только после того, как официантка принесла Френи колу.
– Ну ты и счастливчик, – сказал Леркази, поливая лапшу жгучей горчицей.
– Знаю, – кивнул Френи.
– Есть хочешь?
– Нет, спасибо.
– Точно?
– Точно, не хочу. – Френи поднял стакан с колой и кивнул Леркази. – Кому рассказать – не поверят.
Леркази покачал головой:
– Я бы точно не поверил. Неужели два раза за два дня?
– Либо я везунчик, либо идиот.
– Самое главное сейчас – твой контракт, – заметил Леркази. – Кстати, почему я ничего о нем не знал до сегодняшнего дня?
Френи еще глотнул диет-колы и вытер губы бумажной салфеткой.
– Не обижайся. Ты ведь знаешь, в моем деле огласка ни к чему.
Леркази кивнул, подкладывая в бульон жареную лапшу.
– Твой подход я уважаю, – сказал он. – И все равно, надо было сначала поставить меня в известность. Мы бы все обговорили заранее.
– Заказ поступил не от какой-нибудь шестерки, – сказал Френи. – Я так понял, что ты в курсе.
– Энтони Кучча в Нью-Йорке, – возразил Леркази. – Нью-йоркские здесь не на своей территории. Здесь все решаю я. Кстати, в Нью-Йорке живет мой двоюродный брат. Я попрошу его кое о чем им напомнить. Мне очень не нравится, когда сюда являются парни из Нью-Йорка или откуда-нибудь еще и гадят, не ставя меня в известность. – Он зачерпнул ложкой пропитавшуюся бульоном лапшу.
– А я решил, что все договорено…
Шумно хлебнув бульона, Леркази предостерегающе поднял руку:
– Прошу тебя, не нужно меня оскорблять. Старик обратился прямо к тебе, чтобы не иметь дела со мной.
– Нас с Энтони Кучча многое связывает, – сказал Френи. – Мы вместе росли.
– Все вполне понятно.
– Вряд ли это может служить утешением, но ведь я ничего не сделал.
– В какие гребаные игры они решили поиграть на моей территории?! Да я, если бы захотел, мог наделать столько шуму!
Френи молчал.
– Тебе известно, как они поступили с женщиной? – спросил Леркази.
– Трудно поверить. Ей выбили зуб?
– Еще труднее объяснить, – кивнул Леркази, придвигая к себе тосты с креветками и разламывая один вилкой. – И гораздо труднее игнорировать. Особенно в моем положении – я завис между папарацци и копами. Ко мне уже заявлялся один местный легавый. Ты говоришь, вокруг этого Пеллеккьи крутятся федералы. Значит, я о них тоже скоро услышу.
Леркази наколол на вилку кусок тоста и окунул в горчицу.
– Я тут подумал… Вот если бы на того типа, Пеллеккью, напали юнцы-отморозки из какой-нибудь уличной банды, лучше китайской или вьетнамской, их же так много в нашем городе! Пусть все выглядит как случайное совпадение: выбегут из проезжающей машины, изобьют, отнимут деньги и уедут. Такое происшествие отвлечет на себя внимание копов. – Леркази принялся жевать.
– А зачем его вообще бить? – спросил Френи. – Зачем вообще снова привлекать к нему внимание?
Леркази пил «Севен-Ап» без сахара прямо из банки.
– Ты не понимаешь, – возразил он. – Если Пеллеккью найдут мертвым, всем станет ясно, что замочили ньюйоркцы, которые нарушили протокол. Я потребую компенсации и буду прав. Пора напомнить иногородним, что Лас-Вегас – не помойка, где они могут обделывать свои грязные делишки. Не удивлюсь, кстати, если в результате один нью-йоркский старичок останется без племянника.
– Mingada, – пробормотал Френи. – Похоже на войну.
Леркази разломил пополам еще один тост.
– Ты точно не хочешь есть? Эти китаезы умеют готовить.
– Я не хочу есть, спасибо.
Леркази говорил, не переставая жевать.
– Я не собираюсь вторгаться в Нью-Йорк, – заявил Леркази. – Так что я никому войну не объявляю – разве что они поведут ее на моей территории.
– Хочешь, чтобы я отказался от контракта?
– Что-то вроде того, – кивнул Леркази. – В последнее время здесь много напортачили. Ты ведь читал о парне, который клал часть выручки к себе в карман? Наши тоже зажирели, обнаглели в край. И в первую очередь тот засранец, который помог нью-йоркским гастролерам. Когда кто-то расслабляется, ему кажется, будто он знает, что делает. Если такому разок повезет, он вообще тупеет, и тогда от него одни неприятности.
– Бенни Бенсоньо?
– Дешевка, – возразил Леркази, шумно отхлебнув бульона. – Долгое время верно служил, а потом обнаглел, расслабился, решил, что можно воровать. Такова человеческая природа.
– Сегодня Пеллеккья уезжает из отеля, – сказал Френи. – Если ты серьезно насчет юнцов-отморозков, придется замочить его в аэропорту. Хотя… кто знает, может, он решит остаться здесь еще на денек, чтобы поиграть на ударных.
Леркази покачал головой:
– Играть на ударных! Больше нечем заняться!
