– Я не могу постоянно охранять вас, – заметил Джордж.
– Вы дайте мне свою визитку, – попросила собеседница. – И обещайте, что приедете, как только я позвоню. Вы или ваши сослуживцы из ФБР. Ларри – слабак, изнеженный маменькин сынок, но вот Джимми по-настоящему опасен. Одну женщину он уже избил до полусмерти.
– Может, хотите написать жалобу? – предложил Джордж. – Я могу отвезти вас в полицию и ускорить ход дела. При моем содействии вашей жалобе дадут ход гораздо быстрее. И тогда этот Джимми ничего вам не сделает.
Лианна глубоко вздохнула.
– Нет, нет, еще рано, – сказала она. – Мне не хочется наживать в его лице врага. Пусть делает все, что хочет, только меня не приплетает. Нет, еще рано. Но ваш совет я запомню.
– Вот и отлично, – улыбнулся Джордж. – Как скажете.
Лианна подмигнула ему:
– Я вот что скажу, Джордж: пора нам с тобой перепихнуться!
– У тебя или у меня?
– Я думала, ты женат.
– Был женат, – рассмеялся Джордж.
Джон Денафриа беседовал с Лусией Гонсалес у нее дома, в Нью-Джерси. Она жила на втором этаже дома на три семьи на бульваре Кеннеди. В ее квартале обитали в основном кубинцы, представители среднего класса. Дома были ухоженными и содержались в порядке.
Лусия сидела у себя в гостиной в мягком удобном кресле, принимающем форму тела. Слева на металлическом подносе помещались стакан воды, флаконы с лекарствами, выписанными ей врачами, и марлевые тампоны. Лусия с трудом открывала рот. Манджино выбил ей три зуба; в больнице ей наложили пятьдесят два шва.
– Диктофон мы так и не нашли, – сказал Денафриа.
– Прошу, не надо, – с трудом выговорила Лусия Гонсалес.
– Кто вас избил? Джимми Манджино? – спросил Денафриа.
Лусия закрыла глаза.
Денафриа разложил на столе снимки, среди которых были и фотографии Ларри Берры и Джимми Манджино.
– Ларри у вас был?
Лусия покачала головой.
– Только Манджино? – уточнял Денафриа и ткнул в снимок Манджино. – Он?
Лусия попыталась нахмуриться, но ей стало больно.
– Не знаю, – прошамкала она. – Я его не знаю.
– Нельзя допустить, чтобы это сошло ему с рук, – заявил Денафриа. – За такие дела его можно упечь за решетку. Если пойдете нам навстречу, ему дадут лет пять. Лусия, он плохой парень. Если вы его простите, он вернется. Он – настоящее животное.
– Ничего я вам не скажу, – с трудом выговорила Лусия Гонсалес. – Ничего.
Денафриа почесал затылок.
– Ну а ваш бармен? Может, он окажется разговорчивее?
– Сомневаюсь, – ответила Лусия.
– Он ваш дружок, так?
– Просто друг.
– Где он сейчас? Здесь, у вас?
Лусия снова покачала головой:
– Нет.
– Дома его нет, – заметил Денафриа. – По пути к вам я заезжал к нему.
– Он уехал в Пи-Ар, – сказала Лусия.
Денафриа нахмурился:
– В Пуэрто-Рико?
Лусия кивнула.
– Очень кстати, – сказал Денафриа. – Большое вам спасибо.
16
Павлик принес закрытую пиццу-кальцоне. Войдя в дом, он увидел, что Декстер Грини, в серых тренировочных штанах и белой футболке, сидит в гостиной, в удобном кресле, и смотрит на видео фильм 1953 года «Кармен Джонс» по мотивам оперы Бизе. На самом Павлике были черная водолазка, серые свободные брюки и черный пиджак. Он поставил пиццу на журнальный стол и тоже стал смотреть фильм. Гарри Белафонте как раз пел, объясняясь в любви Дороти Дейндридж.
– Боже! – воскликнул Павлик, плюхаясь на диван.
Грини нахмурился и потянулся за пультом.
– Обожаю эту арию, – заметил Павлик.
Грини выключил видеомагнитофон.
– Что, Элиш выставила тебя на улицу?
– Ничего подобного, – возразил Павлик. – Я заскочил к тебе по дороге, просто по-дружески.
– То есть тебе что-то от меня нужно, – уточнил Грини.
– Нет. Я собирался зайти еще кое к кому, – сказал Павлик. – Но его не оказалось дома, вот я и зашел к тебе. – Он показал на стоящую на кофейном столике коробку. – Пицца, наверное, уже остыла.
Грини повернулся в кресле лицом к Павлику:
– Вряд ли ты узнаёшь музыку.
– «Кармен». – Павлик пожал плечами. – Ну что, сам откроешь или я? – Он снова показал на пиццу.
– Откуда ты, мать твою, знаешь «Кармен»? – удивился Грини.
– Прослушал курс по музыке, – ответил Павлик. Ему надоело ждать, и он сам открыл коробку.
– Как же, курс он прослушал, – проворчал Грини.
– В самом деле, – кивнул Павлик. – В университете. – Он снял с пиццы фольгу. – У тебя в доме хоть тарелки-то имеются?
– Да пошел ты, – отозвался Грини. – Ешь на салфетке. Какой еще курс? В каком еще университете?
Павлик оторвал кусок пиццы, сунул его в рот и заговорил с набитым ртом:
– «Основы оперного искусства» в университете штата, в Олбани… Курс был факультативный, но я решил, что там смогу познакомиться с какими-нибудь клевыми телками.
Грини поморщился:
– Кто сочинил музыку?
– Бизе, – ответил Павлик.
– Почему ты раньше ни разу не говорил, что разбираешься в опере? Мы проработали вместе восемь лет, а я узнаю такие важные вещи только сейчас!
– Расслабься, братишка. Из-за чего шум? Раньше ты меня ни о чем таком не спрашивал.
– Я и сейчас не спрашивал.
Павлик откусил новый кусок пиццы.
– Нет, спрашивал.
Грини прищурился:
– Ты зачем ко мне заявился?
– Чтобы выспросить у тебя кое о чем, – ответил Павлик. – Насчет того типа, которого убили в Канарси. Кто он такой? Что у вас говорят?
– Он был гомик, – начал рассказывать Грини. – Кажется, снимался в порнофильмах. Как только парни из ФБР пронюхали об убийстве, сразу взяли дело в свои руки. Не для протокола: в убийстве подозревается мафия. Убитый гомик каким-то боком связан с криминальной семьей Виньери. Возможно, он имеет отношение к трупам, которые нашли несколько недель назад у пирса. Поговаривают, что Виньери чистят ряды, избавляются от неугодных.
– Если верить статье Джерри Капечи, так и есть, – кивнул Павлик. – Что еще ты можешь мне рассказать?
– В отделе по борьбе с оргпреступностью работаешь ты, – пожал плечами Грини. – Чем ты там занимаешься целыми днями, автографы раздаешь, что ли?
