— Иногда ты бываешь… как все мужики.
Трудно было не согласиться, поскольку я понятия не имел, к чему она клонит.
Я пустил пробный шар.
— Спасибо.
Рита покачала головой.
— Нам нужно поговорить, — повторила она. — Вовсе не обязательно про… потому что все куда-то покатилось… и, наверное, это моя вина, — закончила она. Опять-таки оказалось очень трудно спорить, поскольку я не понял, что привело к такому выводу.
— Ну что ж, — ответил я в крайнем замешательстве. — Я всегда рад с тобой пообщаться.
— Если бы я только тебе сказала… — печально начала Рита. — Ведь я должна была понять, что ты не… еще несколько недель назад я должна была что-нибудь сказать!
— Хм, — отозвался я. — Но до сегодняшнего дня мы ничего не знали.
Рита коротко и раздраженно мотнула головой.
— Речь не об этом, — возразила она, и я почувствовал облегчение, хотя и не знал, о чем, собственно, речь. — Я имею в виду, что должна была… — Она сделала глубокий вдох и слегка тряхнула меня за плечи, — Ты очень, очень… то есть почему я не догадалась, что ты просто занят и много работаешь… но ты же видишь, как ситуация выглядит со стороны, потому что… а потом он позвонил, и все сложилось… если бы мы с тобой чаще общались…
— Ну ладно, — кивнул я. Соглашаться оказалось проще, чем вникать.
Видимо, я дал правильный ответ, поскольку Рита тепло улыбнулась и прижалась ко мне.
— Мы прорвемся. Обещаю тебе.
А потом — самое странное — она легонько отстранилась и спросила:
— Ты не забыл, что в выходные большой поход? С Кода и бойскаутами?
Я не то чтобы позабыл, я просто ни разу не вспомнил о походе, пока разыгрывал драматическую сцену домашних страстей. Пришлось сделать паузу в попытке угнаться за Ритой.
— Нет, — наконец ответил я. — Не забыл.
— Прекрасно, — заметила она, вновь кладя голову мне на грудь. — Потому что, по-моему, он действительно очень хочет поехать… и ты тоже проведешь свободное время с пользой.
Рассеянно похлопывая Риту по спине, я изо всех сил пытался смириться с этой мыслью. Благодаря неандертальцу Худу и убийце-подражателю у меня и в самом деле образовалось свободное время, хотел я того или нет.
Глава 22
На следующий день была пятница, и, повинуясь исключительно рефлексу, я выбрался из постели в семь часов. Но как только сознание ожило, вернулась и неприятная реальность: я вспомнил, что идти мне некуда и вставать незачем; я отстранен от работы, пока человек, который не питает ко мне любви, будет расследовать дело, где я фигурирую как подозреваемый в убийстве женщины, с которой не спал и кого даже не убивал, и единственная возможность опротестовать решение — это подать апелляцию через сержанта Доукса, откровенно меня ненавидевшего. Почти идеальная ловушка, куда, к нашему большому удовольствию, обычно попадают злодеи в комиксах, но, с моей точки зрения, абсолютно несправедливо ловить в нее Блистательного Декстера. Конечно, и у меня есть небольшие недостатки, но, ей-богу… почему именно я?
Я попытался найти светлую сторону. К счастью, Худ не потянуд за ниточки, чтобы задержать мою зарплату. Она бы пригодилась, если бы Рита действительно купила новый дом, — нашлось бы применение каждому центу. Сидя дома, я экономил деньги, поскольку не тратил горючее и не покупал ленч. Вот повезло. На самом деле, если хорошенько подумать, я словно получил внеочередной отпуск, с той разницей, что он имел шансы закончиться тюрьмой или могилой. Или тем и другим.
Итак, я оказался отстранен от работы и, похоже, весьма немногое мог сделать, а потому не видел никаких причин выскакивать из постели и волноваться. Будь я логичным и разумным созданием — а именно таким я, как правило, себя и считаю, — я бы убедился, что даже у этой злополучной ситуации есть приятная оборотная сторона: не нужно рано вставать! И тогда бы я снова заснул. Но тут же понял, что этого не получится: при первом же воспоминании о вчерашних происшествиях сон с испуганным воплем покинул меня. И хотя я несколько минут лежал, хмурясь и угрожая, он так и не вернулся.
Итак, я упрямо оставался в постели и прислушивался к утренним звукам в доме. Они были такими же, как всегда, даже летом, когда никто не собирался в школу. Детей мы записали в ту же группу дневного пребывания, куда они ходили после уроков во время школьных занятий, а Риту ждала работа, поэтому утренняя программа не изменилась. Я сльпнал, как Рита возится на кухне, и плывущие по коридору запахи подсказали: она готовит яичницу с сыром и тосты с корицей. Она дважды позвала Коди и Эстор завтракать, прежде чем я наконец признал, что не засну, и плюхнулся на свое место за кухонным столом, когда Коди доедал завтрак. Лили-Энн, сидя на высоком стульчике, создавала превосходную роспись яблочным соусом на подносе и на собственном лице. Эстор сидела, скрестив руки, и не столько ела, сколько злобно хмурилась.
— Доброе утро, Декстер, — сказала Рита, ставя передо мной кружку с кофе. — Коди попросил добавки, поэтому пришлось приготовить… Эстор, детка, надо съесть хоть что-нибудь. — Она быстро повернулась к плите и принялась выливать яйца на сковороду.
— Я не могу есть, — прошипела Эстор, — еда застревает в скобках.
Она вложила в это слово столько яду, что хватило бы убить слона, и продемонстрировала нам яркие серебристые полоски, чтобы мы содрогнулись при виде столь чудовищного уродства.
— И все-таки придется поесть, — настаивала Рита, размешивая яйца. — Я тебе дам йогурт…
— Ненавижу йогурт, — буркнула Эстор.
— Вчера ты его любила.
— Ой-й-й-й… — процедила Эстор сквозь сжатые зубы, с грохотом ставя локти на стол и сердито наваливаясь на них. — Я буду яичницу, — заявила она с таким видом, словно благородно соглашалась сделать нечто омерзительное и опасное.
— Прекрасно, — произнесла Рита, а Лили-Энн, всецело поддерживая сестру, постучала ложкой по подносу.
Завтрак закончился, и последовал привычный ритуал с криками, стуком дверей и топаньем ногами — чистка зубов, причесывание, одевание, поиски носков, переодевание Лили-Энн и сбор ее вещей. Наконец входная дверь хлопнула пять раз, все вышли и направились к машине. Рита и Эстор продолжали препираться, подходят ли розовые носки к красной рубашке. Голос Эстор замер вдали, я услышал, как захлопнулся багажник, и внезапно в доме воцарилась необыкновенная тишина.
Я встал и перевернул кофеварку, выливая в кружку остатки, потом сел и допил кофе, удивляясь тому, что вообще встал: не было абсолютно никаких причин бодрствовать и сторожить. Я располагал неограниченным свободным временем — меня отстранили от работы, и за мной охотился человек, считавший, будто постепенно становится таким же, как я. Если он каким-то чудом промахнется, я по-прежнему останусь под подозрением в убийстве, которого не совершал. Припомнив, сколь многое сошло мне с рук раньше, я усматривал в этом несомненную иронию. Я попытался издевательски посмеяться над самим собой, но смех прозвучал слишком жутко во внезапно притихшем доме. Поэтому я прихлебывал кофе и некоторое время предавался жалости к самому себе, и это удавалось на диво легко: я действительно пал жертвой чудовищной ошибки правосудия и без особого труда чувствовал себя уязвленным, преданным, обманутым той самой системой, которой я служил так долго и верно.
