— Но…
— Разумеется, мы поженимся, поскольку мы собираемся жить вместе.
В голосе Йорана звучит растерянность. Она смотрит на мать. Та сидит, опустив голову и сложив руки на коленях. Большой палец правой руки быстрыми движениями поглаживает левую руку.
Потом Май-Бритт ловит взгляд отца — и видит то, что потом всю жизнь будет стараться забыть. Горе. И кое-что еще. Оно сильнее горя. Презрение. Ее ложь разоблачена, она предала их. Предала тех, кто жил ради нее, делал все, чтобы ей помочь. Она отвернулась от них и от Общины — она выбрала человека, не принадлежащего к их кругу, и даже одобрения не спросила. Просто пришла, вынудила их надеть красивую одежду — и поставила перед фактом.
Она не знает, как называется цвет, которым окрасилось лицо отца.
— Я хочу поговорить с Май-Бритт наедине.
Йоран остается на месте:
— Я никуда не уйду. С этого момента мы семья, и все, что касается ее, касается и меня.
Да. Часы все-таки тикают. Теперь она это слышит. Мерный ритм, который дает надежду, тик-так, тик-так, работа ждет, тебе вставать пора…
— И все же у меня есть право поговорить с моей дочерью наедине.
…тик-так, тик-так, работа ждет, есть нечего с утра…
— Она моя будущая жена. С этого момента мы все делаем вместе.
— Хорошо, оставайся. Тебе тоже надо это знать. Мы уже давно решили, за кого Май-Бритт выйдет замуж, и уверяю тебя, это не ты. Его зовут Гуннар Густавсон. Это молодой человек из Общины, к которому и я, и Май-Бритт испытываем большое доверие. Не знаю, какой религии придерживаешься, но поскольку я никогда не встречал тебя на наших собраниях, то сильно сомневаюсь, что вы с Май-Бритт одной веры. А если так, то ни о каком браке не может быть и речи.
Май-Бритт смотрит на отца широко раскрытыми глазами. Гуннар Густавсон? Тот самый, кто сидел у пастора в выходном костюме и был свидетелем ее унижения? Отец смотрит на нее, и в его голосе звучит явное отвращение:
— Не делай вид, что ты этого не знала. Это решено много лет назад. Но мы с Гуннаром решили подождать, пока ты будешь готова, ведь проблемы, которые у тебя были…
Он замолкает, поджимая губы, нижняя губа слегка подергивается. Две тонкие розовые полоски с побелевшими краями. Мать едва заметно раскачивается вперед-назад и быстрыми движениями потирает руки.
— Какие проблемы?
Вопрос задает Йоран. Только он не знает о ее проблемах. Она чувствует себя как в гостиной у пастора. Она снова раздета, и ее снова привязали, и она снова во всем виновата. Они сделали все возможное, чтобы спасти ее, но она отказалась от спасения, она ослушалась, и теперь ее навеки осудят. Но и это еще не все — она и их увлекла за собой в эту пропасть. Они зачали ее во грехе, их Бог не хочет слышать о ней. Она сдалась, она не смогла пожертвовать этим во имя Его. И теперь Йоран спрашивает о ее проблемах… Будь у нее хоть малейшая возможность все изменить, она бы не задумываясь сделала это.
— Скажите, какие проблемы были у Май-Бритт?
В его голосе звучит раздражение. Как он отважился говорить таким тоном в этом доме, думает Май-Бритт. Все, что она поняла за последний год, утекло прочь. Понимание, что их любовь — чиста и прекрасна, что благодаря ей она выросла как человек. Убежденность, что если она дарует счастье, то не может быть грехом. Даже для их Бога. Теперь все это вдруг утратило свою очевидность.
— Почему ты молчишь, Май-Бритт? Ты лишилась дара речи? — к ней обращается отец. — Почему ты сама не рассказала ему о своих проблемах?
Май-Бритт сглатывает. Все ее тело горит от стыда.
— У Май-Бритт были проблемы, связаннее с ее отношением к Богу, и твое присутствие здесь — это еще одно доказательство того, что с этими проблемами ей справиться не удалось. Человек с чистой душой не позволяет себе подобные извращения, ведь истинный христианин воздерживается от сексуальности, воздерживается с радостью и благодарностью! Мы делали все, чтобы помочь ей, но, по-видимому, она зашла слишком далеко.
Йоран смотрит на него широко раскрыв глаза. Отец продолжает говорить. Каждый звук как удар кнута.
— Ты спрашивал, какие у нее были проблемы? Грех самоосквернения — вот как это называется!
«Господи, избавь меня от этого. Божё, прости меня за все, что я сделала. Помоги мне, Пожалуйста! Они ничего не понимают!»
— Май-Бритт, ты погрязла в разврате. Это грех, ты сошла с пути истинного.
Йоран растерян. Он словно не понимает языка, на котором они говорят. Отец говорит о зле снова, и она даже вздрагивает от силы его голоса.
— Май-Бритт, я хочу, чтобы ты посмотрела мне в глаза и ответила на вопрос. Это правда, ты собираешься уехать с ним? Именно это ты хочешь сказать нам?
Мать рыдает, закрыв лицо руками.
— Ты знаешь, что Иисус умер на кресте, искупая твои грехи. Он умер ради тебя, Май-Бритт, ради тебя! А ты так поступаешь в ответ! Ты будешь навеки наказана, будешь навеки изгнана из Царства Божия!
Йоран встает:
— Какая чушь!
Отец встает тоже. Они похожи на боевых петухов, оценивающих друг друга взглядами. Брызнув слюной, отец злобно произносит:
— Ты исчадие дьявола! Бог покарает тебя, и ты приведешь ее к погибели, попомнишь мои слова!
Йоран подходит к Май-Бритт и протягивает ей руку:
— Пойдем, Майсан, мы не должны это слушать.
Май-Бритт не может пошевелиться. Ноги ей не повинуются.
— Если ты сейчас уйдешь, Май-Бритт, ты никогда не сможешь вернуться.
— Пойдем, Майсан.
— Ты слышишь, Май-Бритт? Если ты уйдешь с этим человеком, пеняй на себя. Худая трава с поля вон. Если ты уйдешь, ты отделишь себя от нашей Общины и не будешь больше иметь права на милость Божью, а мы не будем считать тебя нашей дочерью.
Йоран берет ее за руку:
— Идем, Майсан.
Часы бьют пять. Проводят четкую границу. Рисуют огромную красную кляксу.
Май-Бритт встает. Йоран выводит ее за руку в прихожую, помогает надеть куртку. Из гостиной не доносится ни звука. Даже мать больше не плачет. Только тишина, которая теперь будет вечной.
Йоран ведет ее по саду к воротам, за которыми останавливается и обнимает ее. Ее руки безвольно повисают.
— Они передумают. Надо только дать им немного времени.
Пустота. Нет ни радости, ни облегчения оттого, что не нужно больше лгать, ни предвкушения новой жизни. Она даже гнев Йорана не может разделить. У нее лишь огромное, черное горе. И у родителей тоже. Горе, оттого что Йоран не понимает, что на самом деле произошло. И оттого, что все они созданы волею Господней, и Господь гневается на них, если они поступают не так, как Ему хочется. И оттого, что Господь всегда наказывает ее.
