Однако пока что все усилия полиции не дали результата.
Фредрика спокойно кивнула, а Алекс посмотрел на сидевшую на синем ящике женщину. Она выглядела убитой. Уничтоженной.
— Передайте объявление на других языках, — добавила Фредрика.
Коллеги воззрились на нее, удивленно приподняв брови.
— Здесь полно людей, для которых шведский — не родной, возможно, они что-то видели. Объявите о пропаже девочки на английском. Если есть возможность — на немецком и французском и желательно на арабском.
Алекс одобрительно кивнул и, выразительно взглянув на Йенса, дал ему знак выполнять приказ. Тот бросился к вокзалу, лихорадочно прикидывая, где раздобыть человека, говорящего по-арабски. С неба лили потоки дождя, над Центральным вокзалом раздавались гулкие раскаты грома — еще один отвратительный день отвратительного лета подходил к концу.
* * *
Едва не столкнувшись с Йенсом, на перрон влетел Петер Рюд. Он подбежал к Алексу и Фредрике и удивленно уставился на ее бежевую двубортную курточку: эта баба что, не в курсе, как должны выглядеть полицейские, чтобы их узнавали даже без формы?! Проходя мимо коллег, Петер удостоил их короткого кивка, помахал полицейским значком, словно говоря «я — свой», и едва удержался, чтобы не похлопать молодых полицейских по плечу. Конечно, он с удовольствием вспоминал годы, проведенные в патрульной машине, но не мог скрыть радости, когда его наконец перевели работать в следственный отдел.
Алекс заметил Петера и благодарно кивнул ему — молодец, быстро примчался!
— Я ехал с собрания по Западному округу, получил сообщение о пропавшем ребенке, решил захватить по дороге Фредрику и сразу ехать сюда, — вкратце объяснил он Петеру. — Вообще-то не собираюсь тут задерживаться, просто хотел проверить, как дела, да и глоток свежего воздуха не помешает, — добавил он, многозначительно взглянув на молодого коллегу.
— В смысле надоело сидеть в кабинете, надо и на поле боя съездить? — ухмыльнулся Петер.
Алекс лишь устало кивнул в ответ.
Несмотря на приличную разницу в возрасте, мужчины были в данном пункте совершенно единодушны. Никакой пост не избавляет от необходимости контакта с грубой реальностью. И ничто от нее так не отдаляет, как просиживание штанов в кабинете.
В то же время оба, полагая, что Фредрика их мнения не разделяет, развивать тему не стали.
— Ладно, — сказал вместо этого Алекс, — давайте так: Фредрика проведет первичный допрос матери ребенка, а ты, Петер, опроси проводников и узнай, есть ли у тех, кто не успел уйти домой, какая-нибудь дополнительная информация. На самом деле нехорошо, конечно, отступать от правила проводить допрос по двое, но, по-моему, сейчас не стоит зря терять время!
Сначала Фредрика обрадовалась такому распределению работы, но тут же заметила недовольную мину Петера. Конечно, он-то рассчитывал, что допрос матери пропавшего ребенка поручат ему! Алекс тоже заметил его выражение лица и быстро добавил:
— С мамой будет разговаривать Фредрика, исключительно потому, что она женщина. Обычно так проще.
Петер тут же заметно повеселел, и Алекс продолжил:
— Ну все, за дело! Увидимся в Управлении, — коротко подытожил он. — Я поехал, буду ждать вас там!
Фредрика вздохнула. «Исключительно потому, что она женщина»! Как всегда! Вечно он оправдывается, давая ей задание! Она чувствовала себя инопланетянкой, попавшей на чужую планету. Уже сам факт ее присутствия в Управлении вызывает вопросы и требует постоянных объяснений! Разозлившись, она совсем забыла о том, что вообще-то Алекс не просто доверил ей провести допрос мамы, но еще и позволил сделать это самостоятельно. Фредрика буквально считала дни, которые ей предстоит проработать в следственной группе Алекса Рехта. Она собиралась продержаться положенный испытательный срок, а потом поскорее уволиться. Есть и другие места, где ее профессионализм оценят по достоинству! Хотя, возможно, там в нем нуждаются куда меньше…
Вот возьму и уйду, подумала Фредрика, представляя, как в один прекрасный день выйдет из Главного управления полиции Стокгольма на острове Кунгсхольмен, или просто Управления, как его называли полицейские.
Затем постаралась сосредоточиться на вещах более актуальных. На деле об исчезновении ребенка.
Фредрика вежливо поздоровалась с Сарой Себастиансон, удивившись неожиданно сильному рукопожатию, которое как-то не вязалось со встревоженным, измученным лицом. Она все время натягивает рукава пониже, отметила Фредрика. Неосознанно — видимо, привычка. Как будто не хочет, чтобы кто-то увидел ее руки.
Возможно, пытается скрыть синяки или шрамы, тут же подумала Фредрика. Если муж Сары грешит рукоприкладством, то полиции в любом случае быстро станет об этом известно. Однако все по порядку — сначала надо задать ей другие вопросы.
— Если хотите, можем пройти под крышу, — предложила она Саре. — Необязательно мокнуть под дождем.
— Все в порядке, — ответила Сара глухим голосом.
— Если вы стоите здесь из-за дочери, — немного подумав, добавила Фредрика, — то, поверьте мне, здесь достаточно людей, которые заметят ее, если она появится.
К тому же, вертелось у нее на языке, маловероятно, что ваша дочь просто возьмет да и появится на перроне.
— Лилиан, — поправила ее Сара.
— Прошу прощения?
— Мою дочь зовут Лилиан, — повторила Сара. — Не пойду я отсюда. — И покачала головой, словно говоря: «Нет, спасибо, кофе как-то не хочется».
Фредрика и сама знала, что не умеет проявлять участия, будучи при исполнении. Чаще всего ей это вообще не удавалось. В каком-то смысле она и правда была типичным офисным работником: любила читать, писать и анализировать, а вот все виды допросов и бесед казались ей самым сложным, что только есть на свете. Иногда Фредрика чуть ли не с восхищением наблюдала за тем, как во время разговора Алекс будто невзначай кладет собеседнику руку на плечо. Фредрика на такое не способна, более того — меньше всего на свете ей бы хотелось, чтобы кто-нибудь похлопал по плечу ее саму. Девушке было физически неприятно, когда кто-нибудь из парней на работе пытался «разрядить обстановку» и приятельски хлопал ее по спине или приобнимал за талию. Фредрике вообще не особенно нравился тактильный контакт, и большинству ее знакомых это было вполне ясно. Жаль, что не всем… Она слегка вздрогнула, когда Сара вдруг заговорила, оторвав ее от этих в высшей степени личных размышлений:
— Почему она оставила сандалии?
— Прошу прощения?
— Сандалии Лилиан стояли на полу рядом с ее сиденьем. Видимо, что-то очень напугало ее, иначе она бы ни за что не ушла босиком! Не ушла бы, ни с кем не поговорив, не попросив о помощи!
— Даже если бы проснулась и обнаружила, что совсем одна? Возможно, она выбежала из поезда в панике.
— Лилиан не такая! — покачала головой Сара. — Мы не так ее воспитываем. Мы научили ее действовать и рассуждать практично. Она бы обратилась к кому-то из пассажиров: например, к даме, которая сидела напротив нас, мы с ней разговорились, пока ехали…
