— Это все гормоны! — хихикала она, пока Петер быстро одевался, чтобы бежать обратно на работу.
Сейчас мысль о том, что Ильва может позвонить ему и попросить зайти домой в обеденный перерыв, чтобы заняться любовью, вызывала у него лишь грустную ухмылку. Вообще-то дело даже не в сексе — просто не хватает близости, ощущения, что ты нужен родному человеку и что эта твоя потребность имеет право на существование. А теперь жена звонит ему только по другим, крайне странным поводам. Просит о таких вещах, которые не под силу человеку, если он занят на работе, и совсем не думает о том, что у него вообще-то тоже есть потребности и желания. Однажды вечером он вернулся с работы — день выдался тяжелый, двух пенсионеров ограбили и убили выстрелом в лицо. В ту ночь он попытался обнять Ильву, прижаться к ней, но она извивалась, словно уж:
— Петер, ну зачем ты ко мне прижимаешься! Я не могу спать, когда ты дышишь мне прямо в лицо!
Он молча отодвинулся — конечно, ей ведь нужно высыпаться, — крепко зажмурился, но сон не шел. Он так и не уснул: ни в ту ночь, ни в следующую.
Петер мог по пальцам одной руки пересчитать те редкие случаи, когда он плакал во взрослом возрасте. Сначала на похоронах у дедушки, потом — когда родились близнецы. А потом еще раз, через две недели, после того как он обнаружил тела расстрелянных в лицо пенсионеров — тогда он расплакался при собственной маме, как маленький мальчик.
— Это никогда не закончится, — прошептал он, имея в виду проблемы в отношениях с Ильвой. — Никогда не закончится!
— Закончится, — успокаивала его мама, — все когда-нибудь кончается, Петер. У страдания тоже есть свой предел. В какой-то момент вдруг четко понимаешь, что хуже уже некуда, что теперь может стать только лучше.
Кто бы говорил… Когда-то она думала, что вырастит взрослых мужчин, а потом ей пришлось смириться с тем, что один из сыновей навсегда останется большим ребенком…
В каком-то смысле Петеру казалось, что он уже перешел черту и оказался за пределом несчастий, о котором говорила мама. В первую очередь из-за того, что снова стал общаться с Пией. Что-то неумолимо заканчивалось, Петер каждой клеткой своего тела чувствовал приближение конца — приближение краха его брака. Он совершенно не хотел этого и не рассчитывал выбраться из нынешнего ада именно таким образом. Однако подобный вариант не исключен.
По крайней мере, если он будет продолжать встречаться с Пией.
Дорога до Нючёпинга заняла куда меньше времени, чем предполагал Петер, — доехал он совсем быстро. Не проскочить бы нужный съезд с трассы, подумал он, шурша картой.
Наконец он припарковался у нужного дома и вышел из машины. На улице было тепло, хотя солнце вновь спряталось за свинцовыми облаками. Петер огляделся: типичный коттеджный поселок для среднего класса. Машины не новые, но и не старые. Мало новых велосипедов, но все в хорошем состоянии. Чистые и аккуратные детки играют на площадках — словом, идеальное место для страдающих зависимостью от надежности и комфорта шведов.
Развить это умозаключение не дал звонок Алекса.
— Доехал? — спросил комиссар.
— Как раз из машины вышел, — ответил Петер. — Что-то случилось?
— Да нет, просто думал, вдруг ты еще не доехал… Мысль одна пришла, ну да ладно, потом поговорим.
Краем глаза Петер увидел, что входная дверь нужного ему дома приоткрылась.
— Точно потом? — спросил он.
— Точно, — подтвердил Алекс. — Тут у меня появилась одна версия, перезвоню попозже. Хотя есть еще кое-что.
— Версия? — ухмыльнулся Петер. — Ну, с этим лучше к Фредрике.
— Обязательно расскажу ей, уж поверь. Но дело не в этом, есть еще кое-что: в Норчёпинге живет бывший парень Сары Себастиансон. Тот еще тип, она с ним встречалась до того, как уехала на те самые литературные курсы в Умео. Можешь поговорить с ним, прежде чем возвращаться в Стокгольм?
— В Норчёпинге? — переспросил Петер.
— Ну да, это же по дороге…
— Ладно, — согласился Петер. — Только сперва рассказали бы всю историю, а я уж с ним разберусь.
— Отлично, — с облегчением отозвался Алекс, — скажу Фредрике, чтобы перезвонила тебе попозже. — Удачи!
— Спасибо, — ответил Петер, отключил мобильный, улыбнулся даме, вышедшей на крыльцо дома, и стал подниматься по лестнице.
Биргитта Франке угостила его кофе и домашними булочками с корицей. Таких вкусных Петер давно не ел, поэтому сразу съел две штуки.
Биргитта оказалась довольно строгой, но радушной дамой с несколько резким голосом, но добрыми глазами. Седые волосы, но довольно молодое лицо. Эту женщину жизнь, похоже, многому научила, предположил Петер.
Петер вежливо попросил ее предъявить удостоверение личности и обнаружил, что Биргитте только что исполнилось пятьдесят пять. Он поздравил ее с прошедшим днем рождения и еще раз похвалил булочки. Женщина с улыбкой поблагодарила его, в уголках глаз засияли лучики морщин, но ей это было к лицу.
— Вы звонили в полицию по поводу девушки, фоторобот которой мы опубликовали. — От булочек и обстановки дома пора было переходить к делу.
— Да, звонила. Во-первых, я бы хотела знать: она в розыске?
Петер сделал еще один глоток кофе, разглядывая занавески Биргитты, и впервые за несколько лет вспомнил о своей бабушке.
— Она не объявлена в розыск, мы ни в чем ее не подозреваем. Но нам необходимо поговорить с ней, поскольку у нас есть все основания полагать, что она владеет крайне важной информацией по этому делу. К сожалению, подробности я сообщать не уполномочен.
Биргитта задумчиво кивнула.
Петер вдруг подумал о маме Габриэля Себастиансона: этой старой ведьме есть чему поучиться у Биргитты! Например, правилам хорошего тона!
Биргитта вдруг встала из-за стола и вышла из кухни. Петер услышал, как в соседней комнате выдвинули ящик комода, а затем она вернулась с большим фотоальбомом в руках, положила его на стол и пролистнула несколько страниц.
— Вот, — сказала она, показывая на фото, — отсюда начинается.
Петер принялся разглядывать фотографию: Биргитта, еще молодая, рядом незнакомый мужчина примерно того же возраста и девочка-подросток, которая действительно чем-то напоминала женщину из Флемингсберга. На двух других фотографиях еще присутствовал мальчик.
— Моника попала к нам в тринадцать лет, — начала свой рассказ Биргитта. — В то время мало кто брал приемных детей. И не так много детей в этом нуждались, как сейчас. А еще в то время мы полагали, что любовью и терпением можно решить практически любую проблему, — вздохнув, она взяла чашку с кофе. — Но с Моникой у нас ничего не получилось. Мой супруг считал ее ненормальной, не вполне здоровой. Смотришь на фотографии и думаешь — ничего особенного, светленькая девочка с красивыми глазами и миловидным личиком. Но у нее внутри творился сущий кошмар… Если сравнивать с компьютерами — сбой программы…
