– Вы уверены?
Диана подняла глаза.
Стюардесса в синей форме смотрела на нее с неприкрытым сочувствием. Этот взгляд окончательно вывел ее из себя. Диана совсем выбилась из сил, пытаясь порезать на кусочки оладьи из «детского меню»: их принесли Люсьену сразу после вылета из Бангкока. Она действовала так неловко, что пластмассовые нож и вилка гнулись у нее в руках, кроша еду, вместо того чтобы ее разрезать. Диане казалось, что все на нее смотрят и видят, какая она неумелая и дерганая.
Улыбнувшись красными губами, стюардесса удалилась. Диана предложила мальчику еще кусочек оладушки. Но Люсьен не пожелал открыть рот. Она совсем растерялась, густо покраснела и снова подумала, как нелепо, должно быть, выглядит: щеки пылают, светлые волосы растрепались, а рядом – маленький черноглазый мальчик. Сколько раз стюардессы наблюдали подобное?
Растерянные, перепуганные белые женщины, нашедшие в Азии свою судьбу и везущие ее домой вместе с багажом.
В проходе снова появилась девушка в синем. «Конфеты, мадам?» Диана попыталась быть милой. «Не беспокойтесь, у нас и правда все в порядке».
Накормить сына ей так и не удалось: он не сводил глаз с экрана, где показывали мультфильмы. Ладно, один раз не поел, это еще не конец света. Диана отодвинула поднос, надела Люсьену наушники и задумалась. Какой язык выбрать? Английский или французский? А может, просто включить музыку? Она ни в чем не была уверена. Наконец выбрала музыку, тщательно отрегулировав громкость.
Стюардессы унесли подносы, притушили свет, и в салоне наступил покой. Люсьен уже задремал. Диана прилегла на свободные кресла справа от него и прикрылась пледом. В дальних перелетах она больше всего любила именно этот час: вокруг царит полумрак, на стене мерцает экран телевизора, застывшие пассажиры в наушниках, укутанные в одеяла, похожи на коконы… Все словно плывет, парит между сном и высотой, где-то над облаками.
Диана прислонилась затылком к спинке кресла и постаралась не шевелиться. Понемногу мышцы ее расслабились, плечи поникли. Она почувствовала, как возвращается, растекаясь по венам, спокойствие. Закрыв глаза, она прокручивала в голове разные этапы своей жизни, которые привели к крутому повороту в ее судьбе.
Ее спортивные успехи и светские подвиги остались в прошлом. В 1992-м Диана с блеском защитила докторскую диссертацию по этологии; «Приемы охоты и организация зон обитания крупных хищников в национальном заповеднике Масаи-Мара в Кении». Она сразу начала работать на частные фонды, выделявшие значительные средства на изучение и защиту природы. Диана путешествовала по Субсахарской Африке и Юго-Восточной Азии, участвовала в программе сохранения бенгальских тигров в Индии. Год она изучала канадских волков, проследив их миграцию до северо-западных территорий страны.
Теперь Диана вела бродячую одинокую жизнь исследователя, много путешествовала по миру, общаясь главным образом с природой, что вполне соответствовало ее детским мечтам и чаяниям. Наперекор всему и вся, несмотря на пережитые травмы и тайные фобии, Диана сумела стать счастливой. В основе этого счастья лежала независимость.
Но в 1997 году в ее жизни начался новый этап.
Она приблизилась к порогу тридцатилетия.
Сама по себе эта дата мало что значила. Особенно для такой женщины, как Диана: высокая и гибкая, она проводила большую часть времени на свежем воздухе, что лучше всего защищало ее от потрав быстротекущих лет. Однако с точки зрения биологической цифра «3» была знаковой. Как ученый-естественник, Диана знала, что именно в этом возрасте матка начинает стареть. В развитых странах женщины заводят детей все позже, хотя природой их детородным органам предназначено начинать функционировать много раньше, как у тех африканских маленьких мам, едва достигших пятнадцатилетия, которых ей так часто доводилось встречать на своем пути. Грядущее тридцатилетие стало для нее символическим порогом, напомнив Диане горькую неоспоримую истину: детей у нее не будет – никогда. По той простой и очевидной причине, что она никогда не заведет любовника.
Диана не была готова к очередному самоотречению и начала искать выход. Накупила книг и погрузилась в кошмары искусственного оплодотворения. Можно было использовать банк спермы. В этом случае в момент овуляции донорскую сперму введут либо в шейку матки, либо в саму матку, то есть врачи полезут ей внутрь острыми ледяными инструментами. Семенная жидкость незнакомого мужчины попадет в ее лоно, оросит детородные органы. Диана представила себе, как ее матка, фаллопиевы трубы, яичники пробуждаются, реагируя на вторжение. Нет. Никогда. Для нее это равносильно новому изнасилованию.
Прочла она все и о втором способе – зачатии in vitro. У женщины забирают яйцеклетки и оплодотворяют их «в пробирке». Идея операции в холодной стерильной операционной понравилась Диане, и она продолжила чтение. Выяснилось, что на последней стадии эмбрионы возвращают в матку. Диана разозлилась на себя. Какая же она дура: вообразила – пусть и на мгновение! – что «в пробирке», за запотевшим от холода стеклом, пройдет вся беременность, а она сможет наблюдать, как в этой бесплотной среде растет и развивается, ее дитя!
Стойкие фобии воздвигли между ней и любым из вариантов искусственного оплодотворения непреодолимую стену. Все ее тело, и особенно матка, никогда не примет участия в цепи чудесных превращений, не выполнит своего предназначения. У Дианы началась глубокая депрессия, она попала в клинику, а потом укрылась на вилле своего отчима Шарля Геликяна, на склонах горы Ванту в Любероне.
Именно там, греясь на солнце и слушая стрекот сверчков, Диана приняла новое решение: она выберет усыновление, раз все остальные пути для нее закрыты. В конечном счете, усыновляя ребенка, женщина берет на себя моральные обязательства, отказываясь от уродливой попытки имитировать природу. В ее ситуации это самое логичное и честное решение. По отношению к самой себе. И к ребенку, который разделит ее жизнь.
Осенью 1997 года она предприняла первые шаги. Сначала ее всеми силами и средствами пытались отговорить. Формально полное усыновление разрешалось и одиноким, но на поверку получить согласие надзирающих органов оказалось крайне сложно: в подобных случаях инспекторы Национальной ассоциации всегда готовы были предположить гомосексуальные наклонности. Диана не отступилась, заполнила все документы, и потянулись долгие месяцы хождений по инстанциям. Конца и края ее мучениям не предвиделось.
Полтора года спустя отчим предложил Диане помощь. У него, по его словам, была возможность ускорить прохождение ее документов. Сначала она категорически отказалась, считая, что это позволит матери вмешаться – пусть и косвенно – в ее судьбу, но потом изменила решение. Мании, фобии и злость не должны помешать осуществлению столь важного плана. Диана так и не узнала, что именно предпринял Шарль Геликян, но через месяц она получила согласие Ассоциации.
Дело было за малым: найти приют, где бы ей предложили ребенка, – Диана почему-то всегда воображала, что это будет мальчик и она обретет его на краю света. Она связалась с множеством организаций, которые патронировали детские дома на разных континентах, и Шарль снова выступил посредником. Из года в год в очередном приступе меценатства он жертвовал значительные суммы Фонду Борья-Мунди, финансировавшему сиротские заведения Юго-Восточной Азии. Если Диана обратится в этот фонд, последний этап удастся преодолеть в сжатые сроки.
