Молчание Анны было глухим, как камень. Выдержав долгую паузу, она начала рассказывать:
– Жизнь наркокурьера не так уж увлекательна. Перелетаешь из одного аэропорта в другой. Выясняешь, где безопаснее сделать пересадку, какие границы небрежнее всего охраняются, составляешь маршрут – самый короткий или самый длинный. Человек, который перевозит наркотики, должен заучить как таблицу умножения названия всех городов, где багаж ждет пассажиров прямо на летном поле, необходимо помнить, на каких таможнях "шмонают", а на каких – нет. Очень важно хорошо знать расположение багажных отсеков и отделений.
Матильда слушала, но волновало ее не содержание рассказа, а тон: никогда голос Анны не звучал так правдиво.
– Шизофреническая работа. Все время говоришь на разных языках, откликаешься на разные имена, забываешь, где твоя родина, твой единственный дом – VIP-салон в самолете. Но главное – это страх, он преследует тебя повсюду, всегда.
Матильда моргнула, прогоняя сон. От усталости зрение у нее мутилось, лента дороги расплывалась, разваливалась на куски... Она снова спросила:
– Откуда ты родом?
– Я не помню точно. Но память вернется, я уверена, а пока будем держаться за настоящее.
– Но что же произошло? Как ты оказалась в Париже в образе работницы? Зачем изменила лицо?
– Обычная история. Я решила прикарманить последний груз. Наколоть моих нанимателей.
Она замолчала. Казалось, каждое воспоминание дается ей невероятным усилием воли.
– Это случилось в июне прошлого года. Я должна была доставить груз в Париж. Особая поставка. Очень ценная. Меня здесь ждал связник, но я выбрала другое решение. Припрятала героин и обратилась к пластическому хирургу. Думаю, в общем... скорее всего, в тот момент у меня были шансы преуспеть... К несчастью, пока я выздоравливала, кое-что случилось: нападение одиннадцатого сентября. На следующий же день таможни превратились в неприступные бастионы. Везде и повсюду производились обыски и проверки. Мне пришлось похоронить идею уехать с наркотиками, но я не могла оставить героин в Париже. Нужно было выждать, зная, что наниматели сделают все, чтобы меня найти...
Я спряталась там, где в принципе никому не пришло бы в голову искать беглую турчанку: среди своих. Среди нелегалок в Десятом округе. У меня было новое лицо и новый паспорт. Никто не мог меня обнаружить.
Голос Анны затих, как будто она внезапно выбилась из сил. Матильда попыталась поддержать угасающее пламя:
– Что случилось потом? Как полицейские нашли тебя? Они были в курсе насчет наркотиков?
– Все не так. В деталях не уверена, но в общих чертах припоминаю... В ноябре я работала в красильной мастерской. Под землей, в турецких банях. Ты подобное место и в страшных снах себе представить не сможешь. Это не твой мир. Они пришли ночью.
– Легавые?
– Нет. Турки, которых послали мои наниматели. Они знали, где я прячусь. Наверное, меня кто-то выдал... Но они не знали, что я изменила внешность, и похитили девушку, похожую на меня прежнюю. Кажется, ее звали Зейнеп... Черт, когда они нагрянули... Я помню одно – навалившийся животный ужас.
Матильда попыталась восстановить историю до конца, заполнить все пробелы.
– Как ты оказалась у Шарлье?
– Точно не скажу. Я была в состоянии шока. Скорей всего, полицейские обнаружили меня в банях, отвезли в комиссариат, потом в больницу... Так или иначе, но Шарлье сообщили о моем существовании. Работница, которой отшибло память. Нелегалка. Идеальная "морская свинка".
Анна задумалась, как будто пыталась взвесить достоверность собственного предположения, потом прошептала:
– Во всей моей истории присутствует невероятная ирония. Легавые ведь так и не узнали, кто я такая на самом деле, и невольно защитили меня от других, от турок.
У Матильды разболелись внутренности – страх и усталость сделали свое дело. Она все хуже видела дорогу, ей чудилось, что из-под колес то и дело вспархивают чайки.
В это мгновение впереди замаячили указатели кольцевого бульвара. На горизонте возник Париж. Матильда сконцентрировалась на серой ленте шоссе и продолжила допрос:
– Эти люди, которые тебя ищут, кто они?
– Забудь обо всем. Повторяю: меньше знаешь, лучше спишь.
– Я помогла тебе, – прошипела сквозь зубы Матильда. – Я защитила тебя. Говори! Я хочу знать правду.
Анна все еще колебалась. Это был ее мир – мир, в который она наверняка никого никогда не пускала.
– У турецкой мафии есть одна особенность, – произнесла она наконец. – Они нанимают убийц, которые когда-то были членами могущественной политической организации. Они называют себя Серыми Волками. Националисты. Фанатики крайне правого толка, которые верят в возрождение Великой Турции. Террористы, которых с детства обучали в военизированных лагерях. Думаю, ты понимаешь, что рядом с ними агенты Шарлье – просто скауты, вооруженные игрушечными пугачами.
ВОРОТА КЛИНЬЯНКУР. ВОРОТА ЛА-ШАПЕЛЬ. В голове у Матильды билась одна-единственная мысль: избавиться от бомбы на пассажирском сиденье на ближайшей стоянке такси. Вернуться в свою квартиру – удобную, безопасную. Проспать двадцать часов, проснуться утром и сказать себе: "Это был просто кошмар..."
Свернув к Ла-Шапель, она объявила:
– Я остаюсь с тобой.
– Нет. Это невозможно. Мне нужно сделать важное дело.
– Какое?
– Забрать мой груз.
– Я еду с тобой.
– Нет.
В желудке Матильды образовался тугой комок: дело было не в мужестве – гордость взыграла.
– Где твой груз? Где эти наркотики?
– На кладбище Пер-Лашез.
Матильда бросила взгляд на Анну: молодая женщина показалась ей смертельно уставшей, но еще более жесткой и непримиримой, она напоминала кристалл горного хрусталя с заключенной внутри горькой истиной...
– Почему именно там?
– Двадцать кило. Мне нужна была "камера хранения".
– Не вижу, какая тут связь с кладбищем.
Анна мечтательно улыбнулась, глядя куда-то внутрь себя.
– Немного белого порошка среди серого праха...
Они остановились на красный свет. За этим перекрестком улица Де-Ла-Шапель перейдет в улицу Маркс-Дормуа. Матильда повторила свой вопрос на тон выше:
– Так почему все-таки кладбище?
– Зеленый. На площади Ла-Шапель свернешь к площади Сталинграда.
54
Город мертвых.
Широкие прямые проспекты, обсаженные рядами величественных деревьев. Массивные памятники, ровные черные могилы.
В светлой ночи эта часть кладбища выглядела просторной и роскошной.
