— Почему в СМИ об этом ничего не было?
— Потому что мы делаем свою работу.
— Тайна следствия, — улыбнулась Жанна. — Растущая ценность…
— Оно и к лучшему. В таком деле лишняя шумиха только мешает, надо ведь изучить каждую деталь. Я даже привлек специалиста по психологическому профилированию.
— Официально?
— Подключил его к делу, старушка, прямо как в Америке.
— Кто он?
— Бернар Левель. Собственно, у нас он один такой… Ну, еще ведутся поиски в архивах. Убийства, которые хоть каким-то боком походили бы на наше дело. Да только я в это не верю. Похоже, тут что-то совсем новенькое.
Жанна представила, как бы она погрузилась в такое расследование. Искала бы в картотеке, копалась в газетных вырезках. Приколола бы к стенам своего кабинета фотографии с места преступления. Она опустила глаза. Незаметно для себя она вертела в руках хлеб, так что он почти раскрошился. Несмотря на кондиционер, она вся взмокла.
Тэн расхохотался. Жанна подскочила:
— Что тебя так рассмешило?
— Ты знакома с Ланглебером, судебным медиком?
— Нет.
— Сверхинтеллектуал. Каждый раз выдает что-нибудь эдакое.
Жанна стряхнула крошки и сосредоточилась на словах Тэна. Она боялась приступа тоски. Как во время депрессии. Когда, выехав из туннеля, она бросала машину где придется. Или весь обеденный перерыв рыдала в туалете ресторана.
— На месте преступления Ланглебер поманил меня к себе. Я уж думал, сейчас выдаст мне стоящую подсказку. Потрясающую деталь, как в кино. А он вдруг тихо так говорит: «Человек — это канат, протянутый между животным и сверхчеловеком». Я ему: «Чего?» А он мне: «Канат над пропастью».
— Это из Ницше. «Так говорил Заратустра».
— Угу. Он мне так и сказал. Но кто, кроме этого придурка, читал Ницше? Ну и тебя, конечно, — добавил он с улыбкой.
Жанна улыбнулась в ответ. Неприятное ощущение прошло.
— А ты бы ему ответил: «Величие человека в том, что он мост, а не цель».
[7]
Это продолжение того же фрагмента. Хотя я согласна, что от Ницше в расследовании толку мало.
— Мне нравится, когда ты так делаешь.
— Как — так?
— Массируешь себе затылок, запустив пальцы под волосы.
Жанна покраснела. Тэн огляделся, словно боялся, что их подслушивают. Потом наклонился к ней:
— Может, как-нибудь поужинаем вместе, а?
— Со свечами и шампанским?
— Почему бы и нет?
Им подали горячее. Тэну — говяжье филе «Россини», а Жанне — карпаччо из тунца. Она отодвинула тарелку.
— Похоже, я перейду сразу к чаю.
— Так что насчет ужина?
— Ты ведь уже как-то попытал удачу. Даже не раз?
— Как говорит Одри, «прошлое — чистая тоска».
Жанна рассмеялась. Ей нравился этот парень.
Его заигрывания хотя бы были бесхитростными. Без оттенка лицемерной грубости, как у других хищников. Напротив, в его смехе слышалась подлинная щедрость души. У него было что предложить. Эта мысль напомнила ей о другом.
— Извини.
Она покопалась в сумке. Взяла мобильный. Ни одного нового сообщения. Твою мать. Ощутив горький привкус во рту, она сглотнула. По-настоящему вопрос стоял так: почему она все еще ждет звонка? Все кончено. И она это знала. Но никак не могла в это поверить. Как говорят нынешние дети, «не догоняла».
6
На обратном пути Жанна обдумывала рассказ Тэна. Она завидовала ему. Завидовала тому, что дело досталось не ей. Тому, что убийство было таким кровавым. Напряженности и сложности подобного расследования. Она решила стать следственным судьей, чтобы раскрывать кровавые преступления. Ее целью было преследовать серийных убийц. Проникать в их смертоносное безумие. Бороться с жестокостью в чистом виде.
За пять лет работы в Нантерском суде ей доставались лишь жалкие мелкие происшествия. Торговля наркотиками, семейное насилие, махинации со страховками. А если она расследовала убийство, его мотивом всегда были деньги, спиртное или личная неприязнь.
Она пересекла Порт-Майо и поехала по проспекту Шарля де Голля в сторону моста Нейи. Из-за уличных пробок машина еле ползла. Вопреки собственному желанию Жанна почувствовала, как заработала ее память. Дело Франсуа Тэна пробудило одно воспоминание. Худшее из всех. Им-то и объяснялось ее призвание. Одиночество. Интерес к кровавым преступлениям.
Она стиснула руль и приготовилась к встрече с прошлым. Когда она думала о Мари, своей старшей сестре, ей всегда приходила в голову игра в прятки. Та, что так и не закончилась. В безмолвном лесу…
В действительности все было совсем не так, но в ее воспоминаниях водила именно она, Жанна. Считала, прижавшись лбом к дереву, зажав глаза ладошками. И в памяти вновь всплывали события — под звуки ее собственного голоса, бормотавшего: «Раз, два, три…».
Однажды вечером семнадцатилетняя Мари не пришла домой. Мать, одна растившая двух дочерей, забеспокоилась. Обзвонила всех подруг дочери. Ее никто не видел. Никто не знал, где она. Телефонные звонки убаюкали Жанну. Борясь с тревогой, она считала шепотом: «Десять, одиннадцать, тринадцать…». Сестра спряталась. Это игра. Вот и все.
На следующее утро пришли какие-то люди. Они говорили о вокзале Курбвуа, о парковке под насыпью. В безлюдном месте между ними и нашли Мари. Полицейские считали, что тело перенесли туда на рассвете, но убили девушку в другом месте, и… Больше Жанна ничего не слышала. Ни воплей матери, ни того, что говорили полицейские. Она изо всех сил считала: «Двадцать, двадцать один, двадцать два…». Игра продолжалась. Надо только держать глаза закрытыми. Когда она их откроет, то снова увидит сестру.
Она увидела ее через три дня, в комиссариате, когда матери стало плохо. Полицейские хлопотали над ней. Жанна смогла потихоньку заглянуть в папку. Снимки тела. Труп лежал в тени парапета, руки и ноги поменяли местами, внутренности вытащили наружу, белые носки, детские чешки, обруч.
Жанна не восприняла эту сцену целиком. Только растр снимков. То, что они черно-белые. Светлый парик, закрывавший сестре лицо. Зато она прочитала. Фразы из полицейского рапорта. Там было написано, что смерть Мари наступила от асфиксии — она так и не поняла, что это значит. Что ее раздели. Что была произведена эвисцерация — еще одно незнакомое слово. Что ей отрезали руки и ноги и поменяли их местами: ноги приставили к плечам, а руки — к бедрам. Еще там было написано, что убийца устроил «зловещую мизансцену». Вот только что это такое?
«Тридцать один, тридцать два, тридцать три…» Так не бывает. Сейчас Жанна откроет глаза и увидит кору дерева. Обернется и окажется в безмолвном лесу. Мари будет где-то там, среди листвы. Надо только считать. Не пропуская ни одной цифры. Чтобы дать ей время спрятаться. Так будет легче ее найти…
